Весна для репортера

Отец проявился как нельзя кстати. Иначе неизвестно, когда я еще бы вышел из экстаза самобичевания. Судя по всему, он пребывал в очень хорошем настроении, поскольку похвалил мои вчерашние студийные эфиры и пожелал продолжать в том же духе. (Я даже сам на несколько секунд поверил, что не лишен репортерского таланта. Но сразу осекся: меня теперь не проведешь. Слушать никого не собираюсь. Все – сам.) На вопрос, как там Крым, он весело ответил: «Великолепно». Причастен он все-таки к моему назначению или нет? Неприятно будет, если отец играет со мной втемную. После разговора с Кабановым я словно получил ощутимый пинок и до нынешнего момента действовал по инерции, заботясь лишь о том, как удержать траекторию и не упасть. И за все это время в мою дурацкую доверчивую голову не пришло, что просто так никто бы не назначил обычного выпускающего редактора новостей вести информационную программу. Кроме отца, попросить за меня было некому… Я ничем не выделялся. Только родством с ним. Фамилией. Сам я в свои тридцать пять лет никого ничем заинтересовать не смог. Хотя, скорей всего, не все так просто. Что-то здесь есть еще. Сам по себе отец никогда бы не стал ни о чем просить Кабанова. Он терпеть его не может. Тогда кто? Некто по отцовской просьбе!

Я расстегнул ворот рубашки. Что-то душило меня. Боже, боже!

Как я докатился до такого, что родного отца заподозрил в манипуляции собой?! Не надо бы пить со Славиком! Тряпка! Но почему тогда папа узнал о моем назначении не от меня? Более того, уговаривал меня ни в коем случае не оказываться! Позавчера я как-то уж слишком быстро поверил ему, что такого рода информация не хранится в секрете. А почему, собственно? Кто мог оповестить моего отца, известного политика Василия Громова о том, какой разговор вел с его сыном в своем кабинете его заклятый враг, директор телеканала «Ньюс» Леонид Кабанов?

Официант маячил неподалеку и поглядывал на меня недовольно. По его представлениям о мировом порядке клиент давно уже просто-таки обязан был подозвать его и сделать заказ, а вместо этого он то говорил по телефону, то впадал в ступор и ни разу не бросил взгляда на меню. Заподозрив, что я сейчас уйду, он начал движение в мою сторону и, подойдя, уставился вопросительно:

– Вы определились?

Наверное, официантам достается от хозяина, если клиент покидает заведение, ничего не заказав.

– А что вы мне посоветуете? – Такие вопросы – верный способ расположить официанта.

– А вы какую кухню предпочитаете? Украинскую? Или европейскую? – Малый явно возгордился от своей неожиданной значимости.

– Что из европейской есть хорошего? – Мне было забавно наблюдать за ним, я сдерживался, чтоб не показать этого.

– Есть классная рыба. Форель со сливочным соусом. На закуску паштет возьмите французский, очень вкусный. Выпить что?

– Давайте коньяка.

Что я делаю? Не хватит на сегодня? Ну, ладно. Под настроение…

– «Хеннесси»?

– «Хеннесси», пятьдесят граммов. Как вас зовут?

– Костя. – Он почему-то смутился.

– Костя! Я есть хочу – умираю… Паштет быстро принесешь?

– Постараемся! – О себе он почему-то сказал во множественном числе.

В этот момент в зал вошла Нина Демина… Случилось то, ради чего я сюда пришел. Хоть сам я и не позволял себе прежде в этом признаться.

Есть такие женщины, которые где бы ни появились, всегда ощущают себя на подиуме. Бывшее лицо канала «Ньюс» – из таких дам. Она выглядела изумительно. Темные прямые волосы оттеняли эффектное бежевое платье с глубоким вырезом, нитка жемчуга приковывала внимание к высокой, обворожительно тонкой шее, в движениях и походке не было ничего лишнего – все легко и изящно. И только подчеркнуто безупречная осанка выглядела несколько искусственной, придавая ее внешности официальность не соответствующую этому заведению. Похоже, она тратит немало сил, чтобы так выглядеть! На непринужденную улыбку их уже не остается.

Я засмотрелся на нее. Красавица! Ба! Да она не одна. С ней две весьма занимательные личности: певец Макаров, известный своими антипутинскими взглядами, и телеведущий Савкин, много лет отсвечивавший на нашем ТВ, а теперь прочно осевший на украинском. И тот и другой, казалось, на что-то ее уговаривали. При этом Савкин проявлял изрядную настойчивость. Я прислушался, но ничего не разобрал. Нина лишь еле заметно кивала.

Они прошли в метре от меня. Обосновались за столиком через три от моего. Нина даже не взглянула на меня, проходя. Не заметила. Или изобразила, что не заметила. Жалко! Подойти поздороваться? Нет. К чему это? Махнуть рукой, дав понять, что я ее вижу? Какая-то пошлость! Хотя… Посмотрим.