Весна для репортера

– Нет, конечно. Киев же не деревня. Не маленький город. Надо нам как-нибудь съездить туда, когда все успокоится. – Я допил морс и налил себе еще.

– Не скоро это будет. Не скоро.

В голове мелко пульсировало: а как я с ней буду потом все распутывать? Чем мотивирую мою сегодняшнюю ложь? А что, если не распутывать, а разрубить разом? Тогда не будет слез, сожалений, истерик… Что лучше? И так, и этак больно. Неизвестно, что больнее. Неизвестно.

После еды мы выпили кофе, но он меня абсолютно не взбодрил. Я так отяжелел от усталости, что с трудом добрел до постели. Лариса накрыла меня одеялом и сообщила:

– Поспи. А я пройдусь по магазинам. Не возражаешь?

– Нет конечно.

Сны снились белыми, легкими и незапоминающимися.

* * *

Проснулся я, когда темнота за окном сгустилась. Темно-синее небо, как плотное покрывало, не пропускало свет.

Я лежал в абсолютной тишине, отчетливо понимая, что прятаться больше невозможно. Надо хотя бы включить мобильник. Я потянулся, прошлепал к вешалке, извлек темный прямоугольник из кармана. Он показался мне почему-то тяжелее, чем обычно. Включив его, я уставился на загоревшийся экран. Подождал. Ничего нет. Да что же это такое? Наверное, сейчас последуют сигналы один за другим. Но не тут-то было. Как же так? Предателя никто не хочет слышать? И видеть? Я снова забрался под одеяло и закрыл глаза.

Уже почти девять вечера. Спал я достаточно долго, а Ларисы до сих пор нет. Куда же она подевалась? Хотя женский шопинг – занятие безразмерное, но могла бы и поторопиться.

Хотелось почему-то вести себя так, чтобы никто меня не увидел и не услышал. Откуда эти страхи? Ведь в квартире никого нет. У меня начинается паранойя?

Не зажигая свет, я пробрался к компьютеру.

Пора ознакомиться с тем, кем я стал за это время в мировом информационном пространстве. Я забил свое имя и фамилию в поисковик. Юрий Громов! Вас приветствует Юрий Громов…

Да уж! Касающиеся меня новости, как я и предполагал утром, к вечеру сложились в огромный снежный ком, который теперь не скоро растает. Конечно же, везде муссировалось, кто мой отец. Кое-где я натыкался на сожаления корреспондентов по поводу того, что Василий Громов отказывается от комментариев. Украинские новостные агентства писали об аресте Головченко с восторгом, называя меня «разочаровавшийся в Путине журналист». Если так пойдет дальше, может произойти что-то непоправимое. Пора вмешиваться. В блогосфере мое деяние обсуждалось также весьма активно. Тут мнения разделились: кто-то проклинал меня, кто-то защищал.

А вот отца поливали грязью и те и другие.

В горле пересохло.

Я отправился в кухню, по дороге чуть не упал, споткнувшись о свои же тапочки. Слава богу, в холодильнике нашлась почти полная бутылка минералки. Я жадно припал к горлышку и выпил почти до конца.

Надо позвонить Ларисе. Где там она?

Мне необходимо попасть домой. Нельзя больше тянуть. Пора говорить с отцом и ставить все точки над i. Только вместе мы сможем найти выход. Стало стыдно, что я весь день скрывался от него и разыгрывал нелепый спектакль перед Ларисой. Непростительное мальчишество! И пить было незачем. До сих пор голова тяжелая и дурная. Необъяснимо то, почему отец до сих пор сам не нашел меня. Поверил в этот бред? Вряд ли. Предпринимает какие-то шаги, чтобы разрулить все это? Не исключено. А вдруг его так потрясла эта ахинея, что с ним что-то стряслось? Инфаркт или что-нибудь похуже… Я бросился к оставленному в комнате мобильному и набрал номер папы. Абонент был вне зоны доступа. Сразу перезвонил маме. Долгие гудки. Сердце заныло. Что с ними? Что?

Как досадно, что у меня нет ключей от квартиры Ларисы. А дверь у нее такая, что не захлопнешь. Надо звонить и торопить ее.

Лариса ответила только на третий мой звонок. Бодрым голоском известила меня, что в торговом центре случайно встретила подругу и заболталась с ней. Домой вернется не раньше, чем через сорок минут.

Какая незадача! Ну ничего не поделаешь! Придется ждать.

Я присел на стул. В раковине как-то криво лежала грязная посуда.