Весна (Дорога уходит в даль - 3)

И Юзефа вместе со всеми переживала тревогу за него, готовила ему "передачи", очень полюбила его жену. Потом случилось так, что полиция на глазах у Юзефы арестовала Володю Свиридова, студента-революционера, сына наших соседей. Юзефа до сих пор вспоминает с гордостью: "А чумудан с книжками Володиными полиция не нашла! Я спрятала!" В общем, Юзефа видела, может быть, и не так уж много, но вполне достаточно, для того чтобы понимать: если полиция кого-нибудь или чего-нибудь ищет, значит, надо в лепешку разбиться, чтобы она никого и ничего не нашла! Я привела Юзефу в мою комнату, показала ей книжку "Андрей Кожухов": вот это надо спрятать от полиции.

Юзефа с минуту подумала и ушла, ничего не сказав.

- Так... - растерянно пробормотал Степа. - Не хочет бабушка прятать литературу.

- Спрячет! - уверенно возразил Шнир. - Это такая старуха, я вам скажу!..

И правда, Юзефа скоро вернулась, неся свой заветный старенький баульчик. До него мне еще никогда не разрешалось дотрагиваться, даже приближаться к нему нельзя.

- Вот! - с торжеством сказала Юзефа, ставя свой баульчик на стул. - Это моя смертная справа. Когда помру - пани знает! - меня в этом похоронят. Тут платье светленькое. Едвабная хусточка (шелковый платочек) на голову... Ну и еще - обувка...

Сюда и книжечку вашу положу, тут ее никто не найдет. Уж до моей смертной справы я полицию с ее лапами не допущу!

Я молча приникаю к Юзефе, к ее умным, добрым рукам. Все они могут, эти руки, все они умеют... А если нужно, могут надавать кому следует и подзатыльников и оплеух - пожалуйста! Не умом, а всем существом своим я понимаю: Юзефа - это часть всего ласкового, верного, надежного, что составляет родной дом...

Ученики мои собираются уходить.

- До свидания, мамаша! - И Шнир крепко жмет Юзефе руку. - Спасибо вам!

А Степа Разин сердечно обнимает ее:

- Вы - золото!

- Кастрюльное? - усмехается растроганная Юзефа.

- Нет, самое настоящее! Пятьдесят шестой пробы!

В институте учебный день проходит как в тумане. Хорошо, что никто из учителей не вызвал меня: я бы лыка не связала, хотя знаю уроки хорошо. Но все мои мысли дома, около того баульчика, где среди Юзефиной смертной справы ждет меня книжка "Андрей Кожухов"...

Возвратившись из института, застаю новость: Сенечка нездоров. В чем его нездоровье, толком неизвестно.

Папа говорит:

- Вздор! Пустяки! Оденьте его, и пускай бегает!

И в самом деле - в горлышке у Сенечки чисто, глотать ему не больно. Температура почти нормальная: 36 и 7 десятых. Головка тоже не болит. Но у мамы свои приметы болезней. Сенечка ей сегодня, как она выражается, "что-то не нравится" - какой-то он кислый, квелый, глазки невеселые. Нет, пусть лучше полежит денек в постельке.

Меня, маленькую, так не баловали, не нежили - папа этого не позволял. Ежедневно обливали меня холодной водой, заставляли ходить по нескольку часов в день босиком: летом - в саду, а зимой - в комнатах, по полу.

- Да, - говорит мама, - с Сашенькой это было можно: она была здоровенькая. А Сенечка такой хрупкий, постоянно хворает.

- Оттого и хворает, что растишь ты его, как спаржу: в парнике, под стеклом! А Сашенька была здорова вот именно оттого, что...

- ...оттого, что росла, как крапива под забором! - с укором подхватывает мама. - Вспомнить страшно, как ты над ней мудрил! Я была молодая, слушалась тебя, все твои выдумки исполняла.

- Зато теперь ты отыгрываешься на Сенечке! А он - шельмец - и пользуется этим.

- Да... - подтверждает Сенечка голосом кротким и слабым. - Я - шельмец. Я - очень шельмец... (Он считает, что "шельмец" - это название его болезни!) И пусть мама даст мне в постель ту фарлафоровую птичку, я буду с ней играть.

В такие дни, когда Сенечка лежит в постели из-за того, что он маме "что-то не нравится", ему разрешается играть не только своими игрушками, но и любыми вещами в доме. Каждые пятнадцать минут мама с озабоченным, встревоженным лицом пробует губами, не горячий ли у мальчика лобик, и беспрекословно исполняет все его прихоти.

Никакие папины замечания и насмешки не достигают цели.

Мама даже приглашает к Сенечке доктора Ковальского. Ведь папа, говорит она кротко, не специалист по детским болезням.

Пусть Сенечку лечит специалист.

Кто обижен этим - просто кровно оскорблен! - это Юзефа.

Она обижается за папу!

- Новая дела! - яростно ворчит она, натирая в комнате пол. - Не понимает уже наш пан доктор детинные хворобы. Не понимает, ха!.. А я вам скажу: он панские хворобы не понимает!

Панская хвороба у Сенечки, вот что!

- Нет, Юзенька, - говорит Сенечка все таким же слабеньким голоском, - я больной. Сам папа говорит, что я - шельмец.

Это очень опасная болезнь...

Замечательно, что Сенечка не врет, не притворяется. Он вообще очень правдивый мальчик. Но он мнительный. Ему передается мамина тревога. И он всерьез чувствует себя слабым и больным.

- Дай, мамочка, мне ту вазочку с буфета, я буду наливать в нее воду и выливать обратно, это будет очень смешно... - просит он все тем же "умирающим" голосом.