Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 1. Весна чехословацкого социализма. 1938–1948 гг.

27 апреля 1943 Фиалу, уже тайного осведомителя гестапо (он был известен как агент номер 206 или 216; ввиду особой важности на него даже была заведена карточка в РСХА в Берлине) окончательно выпустили из-под ареста. Он должен был вычислить новое руководство ЦК и прибывших из Москвы парашютистов с их передатчиком.

Сначала Фиала сдал гестапо руководство пражской организации КПЧ во главе с Йозефой Файмоновой (1911 г.р., клички «Милада», «Нина», «Ева», «Дочка», «Фешанда») и ее женихом Франтишеком Маржиком (подпольная кличка «Мирек»). Молак назначил своим связником с Файмоновой именно Фиалу, с которым он встретился 26 апреля 1943 года. Гестапо, по данным Фиалы, у которого теперь была партийная кличка «Войта», оценивало численность пражской организации КПЧ летом 1943 года в 500 человек, но на самом деле членские взносы платили 600-800 коммунистов.

Пражская организация по просьбе Ветишки и Молака попыталась летом 1943 года организовать «красное гестапо» (так иронически это назвали в настоящем гестапо)[278]. Была сделана попытка наладить постоянный поток информации из пражского гестапо через работавших там переводчика чехов-полицейских. Целью операции было выявление провокаторов в собственных рядах.

Главным информатором коммунистов стал переводчик гестапо Йозеф Лаштовичка, благодаря сведениям которого многим подпольщикам удалось избежать арестов. Лаштовичка сообщил, что в руководстве КПЧ появился предатель, хотя имени Фиалы он так и не узнал. Зато сам Фиала выяснил, что у КПЧ в гестапо появился информатор. Путем обычной дедукции гестаповцы вычислили Лаштовичку и арестовали его в августе 1943 года, прежде всего потому, что опасались раскрытия Фиалы. По просьбе пражского гестапо лично Гиммлер разрешил казнить Лаштовичку тайно без всякого суда, что и было сделано 29 сентября 1943 года.

Фиала, между тем, встретился с Ветишкой и даже сделал ему в гестапо удостоверение личности.

18 августа 1943 года при попытке задержания был застрелен Йозеф Молак.

3 сентября гестапо арестовало Файмонову и Маржика. Маржик отстреливался, но не смог ранить никого из гестаповцев. Файмонову жестоко пытали, избивая ее до потери сознания. Ей кололи препараты, которые должны были парализовать ее волю. Улучив момент, «Милада» повесилась в камере. Она ничего не сказала.

Согласно отчетам пражского гестапо, в Чехии в июне 1943 года был арестован 751 коммунист, в августе – 931, в сентябре – 1222 человека[279].

8 сентября 1943 года в тюрьме Берлин-Плётцензее был повешен Юлиус Фучик. Его хотели гильотинировать, но гильотина была повреждена во время налета на Берлин союзной авиации. Написанный Фучиком в тюрьме гестапо «Репортаж с петлей на шее» стал всемирно известным гимном жизни и памятником несгибаемым гуманистическим идеалам этого творческого и веселого человека.

Несмотря на пытки, Фучик не сломался в тюрьме гестапо. Вот отрывок из стенограммы одного из его допросов:

«– Неужели ты не понимаешь? Все кончено. Вы проиграли. Вы все.

– Проиграл только я.

– Ты еще веришь в победу коммуны?

– Конечно.

– Он еще верит? – спрашивает по-немецки начальник отдела. – Он еще верит в победу России?

– Конечно, иного исхода не может быть»[280].

Сам Фучик писал в «Репортаже с петлей на шее»:

«…Теперь я могу более хладнокровно считать удары. Болят только искусанные губы, больше ничего я уже не ощущаю… Провожу языком по деснам, пытаюсь сосчитать, сколько зубов выбито. Никак не удается. Двенадцать, пятнадцать, семнадцать? Нет, это меня «допрашивают» столько гестаповцев. Некоторые, очевидно, уже устали. А смерть все еще медлит…

Приводят мою жену.

– Вы его знаете?

Глотаю кровь, чтобы она не видела… Собственно, это бесполезно, потому что кровь всюду, течет по лицу, каплет даже с кончиков пальцев.

– Вы его знаете?

– Нет, не знаю!

Сказала и даже взглядом не выдала ужаса. Милая! Сдержала слово – ни при каких обстоятельствах не узнавать меня, хотя теперь уже в этом мало смысла…

Я кого-то ударил и свалился на пол. На меня набрасываются. Пинают ногами. Топчут мое тело. Да, так теперь все кончится быстро. Черный гестаповец хватает меня за бороду и самодовольно усмехается, показывая клок вырванных волос. Это действительно смешно. И боли я уже не чувствую никакой…

Я любил жизнь и за ее красоту вступил в бой. Я любил вас, люди, и был счастлив, когда вы отвечали мне тем же, и страдал, когда вы меня не понимали. Кого я обидел – простите, кого порадовал – не печальтесь. Пусть мое имя ни в ком не вызывает печали. Это мой завет вам, отец, мать и сестры, тебе, моя Густина, вам, товарищи, всем, кто любил меня так же горячо, как и я их. Если слезы помогут вам смыть с глаз пелену тоски, поплачьте. Но не жалейте. Жил я для радости, умираю за нее, и было бы несправедливо поставить на моей могиле ангела скорби»[281].