Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

Особенно усердствовал Чаушеску. 12 июля румынский лидер принял от нового чехословацкого посла в Бухаресте Курки верительные грамоты всего через день после того как тот приехал в страну. «Руде Право» совершенно верно охарактеризовала это как беспрецедентный в дипломатическом протоколе шаг[721]. Некоторые послы ждут месяцами, чтобы вручить свои грамоты, – а тут один день! Курка «высоко оценил симпатию и понимание, которое встречает в Румынии нынешнее политическое развитие в Чехословакии».

Что касается Югославии, там в поддержку пражских реформаторов выступали лишь газеты и отдельные депутаты парламента. Югославский лидер Тито, на которого так надеялся Дубчек (Тито был человеком все же более авторитетным в мире, чем Чаушеску), отмалчивался. На то были две причины. Во-первых, к тому времени Тито давно считал главным противником Югославии уже не СССР, а западный империализм, прежде всего американский. Американцы не простили своему былому любимчику то, что он вместе с премьер-министром Неру и лидером Египта Насером возглавил Движение неприсоединения, которое в целом активно поддерживало советскую внешнюю политику и жестко критиковало США. Югославские спецслужбы фиксировали в 60-х годах попытки ЦРУсоздать в Югославии хорватское сепаратистское движение, поднять на восстание албанцев и боснийских мусульман. Ничего подобного в Москве не делали, и Тито явно не хотел ссориться с СССР из-за Чехословакии.

Во-вторых, Тито с большими сомнениями следил за федерализацией Чехословакии. Она могла не только привести к распаду братской славянской страны, но и своим примером запустить аналогичные центробежные процессы в самой Югославии, состоявшей из шести национальных республик с очень непростыми взаимоотношениями в прошлом.

В целом можно резюмировать, что Тито не верил в успех пражских реформаторов и не хотел брать на себя ответственность за чехословацкий эксперимент, да еще и ценой охлаждения отношений со странами Варшавского договора.

Чехословацким газетам оставалось лишь писать о блестящих перспективах чехословацко-югославского экономического сотрудничества, хотя экономика Югославии была в кризисе (об этом, правда, в ЧССР старались не сообщать).

Зато о поддержке реформ вроде бы говорил опрос общественного мнения в самой Чехословакии, проведенный специалистами Академии наук после опубликования «2000 слов» и на фоне споров относительно учений «Шумава»[722].

Однако полное доверие к КПЧ высказали лишь 11 % опрошенных (до января 1968 года – 6 %; опросы проводились и при «сталинисте» Новотном). Просто доверие – 40 % (17 % до 1968-го). 33 % и доверяли, и не доверяли одновременно (прежний показатель – 28 %). 12 % просто не доверяли компартии (28 %), в то время как 4 % не доверяли полностью (в 1967 году – 20 %). Доверие к КПЧ с конца 1967 года выросло у 53 % респондентов, снизилось – у 6 %, а 41 % своего мнения не изменил.

На вопрос «Является ли КПЧ политической силой, способной обеспечить развитие социализма и демократии?» утвердительно ответили лишь 52 % респондентов (27 % затруднились с ответом и 21 % ответили отрицательно) – и это было для реформаторов «тревожным звонком». Тем более что социализм как таковой поддержали 89 %, и лишь 5 % предпочли бы переход на капиталистический путь развития. Получалось, что половина тех, кто стоял за социализм, были тем не менее недовольны «реформаторской линией» КПЧ.

Но самым показательным результатом опроса было доверие граждан к тем или иным политикам в стране. 242 голоса респондентов получил Дубчек (первое место), 238 – президент Свобода. Это было нормально, если учесть, что именно эти два человека занимали самые высокие и выгодные с точки зрения «пиара» посты в стране. Но вот на третье место вышел Шик (94 голоса), за ним следовали два других ультрарадикала Цисарж (84 голоса) и Смрковский (79). Председатель правительства Черник – формально тоже реформатор, но, видимо, не очень радикальный в глазах творческой части населения, – удовольствовался лишь 47 голосами. За Черником шел Гольдштюкер (33 голоса), несомненно извлекший выгоду из направленной против него анонимки. Далее – Гусак (31 голос), который в то время слыл самым радикальным словацким реформатором.

Опрос говорил об одном: популярными в стране становились только те, о ком хорошо отзывались в газетах, на радио и телевидении. Шик, Смрковский, Цисарж это хорошо понимали и старались не сходить со страниц и телеэкранов. А обеспечить там свое присутствие можно было, только постоянно выдвигая все новые и новые «прогрессивные» идеи.