«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

Материальное положение некоторых духовных лиц в европейской части России оказалось еще хуже, чем Тунке. Дело в том, что жизнь здесь была дороже, чем за Уралом, а если ксендза освобождали от полицейского надзора, то автоматически снималось пособие. «Все изгнанники едины в том, – комментировали ситуацию «Вядомосци Косцельне» в 1876 году, – что от переселения в Россию, кроме смены места, приближения к родине и более оперативной с ним корреспонденции, никакой другой выгоды и облегчения они не получили. Да, в Сибири было даже лучше. Там жилье и жизнь дешевы, а в России, особенно в городах, дороги; там им полагалось, по крайней мере, шесть рублей в месяц, здесь же и копейки не допросишься. Некоторые с момента возвращения из Сибири на протяжении семи месяцев гроша не получили».

Семинарист Феликс Кулаковский, проживавший в Царево-кокшайске в Казанской губернии, получал лишь полтора рубля в месяц; ксендз Онуфрий Ясевич после освобождения из-под полицейского надзора в Иллуксте в Курляндии не получал никакого пособия; подобным образом ксендз Павел Кнапиньский, 1 июня 1874 года лишенный трехрублевого пособия, лишь 26 сентября 1881 года вновь обратился к тверскому губернатору с ходатайством о его назначении. Добился ли он своей цели, мы не знаем. Лишившиеся всякой помощи священники выходили из положения, берясь, как и в Тунке, за любую работу; если же такая возможность не представлялась – нищенствовали. Кто знает, не это ли стало причиной болезни и смерти ксендза Фридерика Влоцкого, скончавшегося в Верхотурии 13 марта (по старому стилю) 1882 года «от цинги». Ему не исполнилось и сорока шести лет. Ясевичу (из Жмудзи) назначили государственное пособие лишь 25 января 1884 года, когда ксендзу было семьдесят шесть лет, но радовался он недолго, поскольку уже 3 февраля скончался в Иллуксте.

Были однако и те, кому жилось более-менее сносно. Вышеупомянутый отец Климович, подводя в 1875 году годовой баланс, записывал: «от общины за молитвы и прочих – двести тридцать рублей серебром», кроме того он располагал «основным капиталом» в размере ста рублей; в 1877 году ему прислали триста три рубля, в 1878 году – за требы получил двести двадцать девять рублей, а от одного знакомого – восемьдесят. В Галиче ксендз Краевский, «тункинский часовщик», получал шесть рублей пособия и как-то на это существовал, зарабатывая своим ремеслом на табак. Столько же получали пиарист Ян Бжозовский в Кирсанове (однако ему помогали с родины) и ксендз Людвик Бронишевский в Перми в 1875 году. Ксендз Анджей К. Бартошевич в Верхотурии также получал пособие, по сведениям чиновников (на 1877 год), он нигде не работал. Так что бывало по-разному, более обеспеченные скрывали свое положение от чиновников, да и товарищам также избегали хвастаться. Никто по собственной воле не отказывался от государственного пособия, даже если имел достаточно собственных денежных средств. Другие, более бедные, ссыльные ничего бы от этого не выиграли.

18 ноября 1875 года ксендз Александр Кероньский пишет из Галиции в Швейцарию, графу Владиславу Плятеру, о бедственном положении ксендзов в России: «Остальные борются со злой стихией: нищетой и нехваткой всего, страдают в неволе. Судьба их печальна, достойна сострадания, зависит от настроения и каприза любого губернатора и его чиновников, произвол творится на каждом шагу. […] В некоторых губерниях выдают так называемое пособие „на питание" – шесть рублей в месяц, в других – полтора рубля, в третьих – и вовсе ничего. Ходатайства о получении вспомоществования порождают еще большие притеснения. Тогда священников разделяют и переводят в менее благоприятные места». В феврале 1876 года ксендз Матеуш Сервиньский, живший в Костроме, жалуется товарищу: «Положение наше сейчас незавидно, особенно священников. Лишенные всего, заброшенные на чужбину, отданные на откуп деспотам, на каждом шагу притесняемые, мы не можем найти себе занятия, а исполнение святого долга вынуждены скрывать. Если бы Господь не поддерживал нас через благородных своих слуг, голод и нищета давно бы вогнали в могилу».