Весна на Одере

— Здравия желаем, товарищ генерал! — в ответ отчеканили солдаты.

Все сели, и генерал начал говорить.

Член Военного Совета встретил внимательный взгляд Сливенко, и в глазах старшего сержанта увидел такое глубокое понимание и такую чуткую настороженность, что уже не отводил от него взгляда, словно обращаясь к нему одному.

— Наша близкая победа, — сказал Сизокрылов, — есть ярчайшее утверждение мощи советского строя. Она доказательство того, что справедливое, прогрессивное дело непобедимо. Много было врагов, которые хотели сорвать строительство новой жизни в нашей стране. Не было такой подлости, которую они постеснялись бы применить против нашего государства. Они сооружали вокруг нас «санитарные кордоны», они подкарауливали наших людей на каждом шагу. Наконец в той стране, где мы находимся теперь, они разгромили организации рабочего класса, и 22 июня 1941 года черные полчища хлынули на нашу мирную землю.

Не думайте, что фашизм является только лишь детищем германского империализма. Это борьба гнилого начала с началом созидательным, борьба прошлого с будущим. Фашизм — это новейшее порождение капитализма вообще, возникшее из его страха перед коммунистическими устремлениями масс. Фашизм — это ударный кулак загнивающего капитализма, его последняя попытка удержаться на поверхности.

Наша победа — доказательство того, что агрессивным силам угнетения и бесправия противостоит могучая, непобедимая реальная сила. Не только справедливая идея, но и реальная сила!

Эту силу создала наша партия, партия Ленина — Сталина, взрастившая и воспитавшая нас. Слава этой партии!

Идея коммунизма вошла в плоть и кровь нашего народа. Она обрела свой дом, — землю, рудники, заводы, лаборатории. На шестой части земного шара возвышается великий советский дом. И мы с вами хозяева этого дома. Хорошо ли мы хозяйничаем? Хорошо, ибо в противном случае мы не очутились бы здесь. Крепок ли этот дом? Силен ли? Да, крепок, силен, иначе мы не сумели бы пройти в таких боях свой путь до фашистской столицы.

Коммунизм стал могучей силой, и теперь есть все основания думать, что он восторжествует на земле.

…Не будем скрывать: мы горды тем, что предсказания гениальных умов о великом будущем России оправдались, что в нынешнее время все самое передовое говорит на русском языке, языке Ленина и Сталина, Пушкина, Белинского и Толстого.

…Строительство коммунизма после победы будет продолжаться с удесятеренной силой. Преимущества нашего строя еще удивят весь мир. Порукой в этом мы с вами, воспитанники партии, солдаты Сталина…

Жестом руки член Военного Совета приостановил начавшуюся овацию и закончил так:

— Разрешите мне поделиться с вами военной тайной. Наступление на Берлин начнется завтра.

Эти слова вызвали бурю. Раздались громкие возгласы восторга. Бешено хлопали жесткие солдатские ладони. Люди, идущие завтра, быть может, на смерть, приветствовали боевой приказ как выражение величайшей мудрости и высочайшего смысла.

Полковник Плотников произнес дрогнувшим голосом:

— Ввиду предстоящего наступления объявляю совещание закрытым.

Сизокрылов несколько мгновений смотрел в окно на солдат, уже строившихся в ряды.

— Начинается последнее сражение, — сказал он. — Завтра вы услышите артподготовку, равной которой еще не знала история войн. По приказанию товарища Сталина здесь сосредоточены небывалые массы техники, — он пожал руку Плотникову: — Желаю успеха. Обращение Военного Совета к войскам вы получите сегодня. Ну, что еще? — он повторил: — Желаю успеха!

Он пошел к своей машине. Солдаты из его охраны торопливо вскочили на бронетранспортер. Машины вскоре скрылись в лесу.

IX

Лубенцов чуть не позабыл о своем обещании, данном Чохову. Когда член Военного Совета уехал, гвардии майор вспомнил о лежащем в полевой сумке плане Берлина.

Он пошел искать старшего сержанта Сливенко, которого хорошо помнил в лицо еще со шнайдемюльских времен.

Сливенко в это время дожидался заседания дивизионной парткомиссии. Солдат его роты — Годунова, Семиглава и Гогоберидзе — сегодня должны были принять в партию.

Они уже прибыли и сидели в тени, под густой елкой. Рядом расположились солдаты из других рот, явившиеся для этой же цели.

Все трое были взволнованы. Когда приехал генерал Сизокрылов, они очень встревожились: ох, неужели и член Военного Совета будет присутствовать при приеме в партию? Волновались они потому, что не привыкли публично выступать, а тут придется — Сливенко предупреждал их об этом — рассказать свою биографию, а может быть, отвечать на политические вопросы.

Как ни странно, но больше всех волновался Семиглав, хотя в роте он считался лучшим оратором и в политических вопросах разбирался изрядно. Но и Гогоберидзе был не спокоен, тем более, что даже бравый, хитрый и ничего не боявшийся старшина — и тот подозрительно покашливал, вставал, снова садился, вдруг вздумал угощать их консервами, а сам не ел, хотя в еде был силён.

Наконец появился Сливенко и предупредил, что заседание вот-вот начнется.

Здесь, возле елок, и нашел парторга гвардии майор. Он передал ему для Чохова план города Берлина масштаба 1: 10 000.