– Не нравится? – с вызовом крикнул Громобой и окинул взглядом стонущие вершины деревьев, словно искал нового противника. – А как парней и девок заманивать, чтобы по ним отцы-матери плакали, – это тебе весело было, Лес Дремучий!
Лес ответил грозным негодующим воем: он как будто открыл глаза и понял, что к нему пришел настоящий противник. Небо, и без того пасмурное, потемнело и опустилось ниже; сразу в лесу стало жутко, в каждом дереве проснулось враждебное существо, и все они стали плотным кругом, чтобы не выпустить чужака. Ветки и сучья тянулись со всех сторон, как длинные цепкие руки, жаждущие задушить ненавистного врага. Волна шума нарастала, как будто невидимое исполинское чудовище скакало с вершины на вершину, все ближе и ближе, выло и ревело от ярости в предчувствии близкой битвы.
– Давай отсюда! – Громобой, не выпуская топора, другой рукой поднял Плуталю со снега и крикнул: – Дядя Миляй! Дед Заренец! Забирайте парня и валите все отсюда! Сейчас начнется!
Из-за деревьев показалось несколько встревоженных лиц; при взгляде на две осины, истекающие синей кровью, на лицах отразилось недоумение и ужас. Никто не слышал ни звука из того, что здесь происходило: выбрав жертву, шатуны отводят глаза и затворяют уши всем остальным, чтобы никто не помешал им завладеть добычей.
– Забирай! – Громобой толкнул онемевшего Плуталю к отцу, но тот снова упал на колени. – Ничего, отойдет. Берите волокуши и бегом домой – сейчас, чую, будет здесь дело!
– А ты-то что же… – начал Заренец, но Громобой махнул рукой:
– А я ничего, справлюсь!
– Ой, сожрет! – Старик закрыл голову руками, боясь глянуть на вершины воющих деревьев. – Чисто Змей летит! Сожрет тебя Леший Хозяин!
– Ничего! – Громобой взмахнул топором. – Я тоже непрост! Невелик орешек, а в горло попадет – не накашляешься!
Им приходилось кричать: вой и свист между деревьями становились все громче и уже оглушали. Уговаривать Пригоричей не пришлось: в ужасе втягивая головы в плечи, прикрываясь топорами, мужчины подхватили веревки волокуш и по своим следам потащили их назад. Просвет опушки был близок, но деревья качались так сильно, что не давали пройти по старому месту. Лес превратился в живое чудовище, голодное и жадное, и так трудно было вырваться из его многозубой пасти!
Миляй с братом вели под руки Плуталю: он едва передвигал ноги. Громобой шел первым, расчищая путь.
– А ну пусти! Убью! Гром на тебя! – дико орал он, размахивая топором; при виде него деревья отшатывались в стороны и пропускали людей с волокушами.
Выведя Пригоричей из леса, Громобой обернулся. Ничто не мешало ему идти вслед за всеми к жилью, но он не собирался бежать из леса: если он уйдет, оставив шатунов в покое, то людям от них покоя не видать никогда. Лес выл, ревел, тянул к нему ветви, мел в лицо тучи снега. Но ему было жарко, в крови кипела жажда битвы, такая же сильная, как силен был его нынешний противник. Прикрываясь рукавицей, Громобой крепко держал топор, и по лезвию перебегало едва заметное золотистое пламя. Много лет этот топор служил Пригоричам и ничем не выделялся, но в руках сына Перуна и в простом топоре проснулась сила небесного грома.
Между качающимися деревьями замелькали смутные фигуры; трудно было понять, живые ли это существа, или только тени от стволов. Мерещились великаны ростом с дерево, с длинными узловатыми руками, с толстыми, как стволы, ногами, с маленькими тонкими головами, одетые в шкуры из толстой, в трещинах, коры.
– Не шали, лесной народ! – одолевая рев ветра, крикнул Громобой. – Явись ко мне не елью зеленой, не ветром буйным, не вороном черным – явись мне таким, каков я сам!
В гуле ветра отчетливо зазвучал рассерженный, раздосадованный вой: могучие фигуры разом опали, уменьшились, и теперь ни одна не была ростом выше Громобоя. Зато теперь их стало хорошо видно: с десяток кряжистых, крепких лешаков, дивьих людей,[55]
наступало на Громобоя со всех сторон, кроме опушки. Каждый из дивьих казался разрезанным пополам: у каждого была только левая половина тела, только одна рука, одна нога, половина головы с единственным глазом, горящим пронзительным, жадным и диким синим огнем. На единственной ноге дивии ловко прыгали и стремительно приближались; единственной рукой каждый на бегу захватывал дерево, ломал, как соломинки, старые ели и березы, бросал и хватал новые, пока каждый не выбрал себе по крепкой дубине.– А ну давай, гром вас рази, молния пали! – заорал Громобой и сам прыгнул им навстречу. От вида нелепых, уполовиненных противников ему было жутко и весело.