Командиры и начальники политотделов, собрав весь командно-политический состав, парторгов и комсоргов в соединениях и частях, повсеместно провели партийные, комсомольские, красноармейские собрания, где, популяризируя ленинские идеи пролетарского интернационализма и политику нашей партии, напомнили воинам о том, что Германия — родина К. Маркса и Ф. Энгельса, К. Либкнехта, Э. Тельмана и других революционеров, приводили конкретные примеры борьбы честных немцев-коммунистов против фашизма.
Во всех подразделениях агитаторы проводили громкие читки передовой статьи газеты «Правда» за 26 марта 1945 года, в которой указывалось: «Советский человек в Европе — носитель высоких начал ленинской политики равноправия народов, их сотрудничества и дружбы. Это налагает высокую ответственность на советского человека за рубежом его родной страны. Он должен быть достоин благородной освободительной миссии, выпавшей на его долю. С честью должен он носить самое высокое, самое почетное звание — звание гражданина СССР!»
В своей разъяснительной работе политорганы делали особый упор на индивидуальные беседы с теми красноармейцами и сержантами, которые в годы войны потеряли своих близких.
Мне не забыть беседы в кабинете коменданта Ландсберга с молодым красноармейцем, которого задержали патрули за бестактное отношение к одному немецкому гражданину.
Передо мной стоял бледный веснушчатый боец лет девятнадцати. Потупившись, он долго молчал, а потом, всхлипнув, сказал:
— Немцы дотла спалили все наше село в Белоруссии, деда повесили... Отец погиб на фронте... Обеих сестер угнали в Германию. Не знаю, живы ли они... Разве такое забывается? И вот посмотрел я на эти целые дома, набитые всяким добром, и взяло меня зло: почему они должны вернуться сюда и жить здесь в хоромах, в достатке, когда таксе горе они принесли всем нам? Это несправедливо... — И он вдруг навзрыд заплакал.
Мы долго говорили с ним, и юноша дал слово, что ничего подобного больше не допустит.
Характерно, что этого бойца задержали два рядовых солдата — коммунист и комсомолец. Значит, они правильно понимали свои задачи и образцово выполняли воинский долг.
Создавались и другие ситуации. Интересный случай мне рассказал заместитель командира 180-го полка 60-й гвардейской стрелковой дивизии по политической части гвардии подполковник А. Л. Кузьминский. Много горя фашисты принесли командиру роты старшему лейтенанту А. Петрову и его семье. Немало боевых друзей потерял он на фронте. Еще в 1941 году он выгравировал на рукоятке своего пистолета слова «Смерть немцам!». Пока война шла на нашей земле, смысл этой надписи не вызывал ни сомнений, ни возражений. Но ведь не собирался же офицер теперь в Германии убивать каждого немца, которого он встретит на своем пути.
Командир роты понял это. Он пришел к подполковнику А. Л. Кузьминскому и сказал:
— И офицеры, и красноармейцы части знают о надписи на пистолете. Считаю, что в нынешней ситуации она ошибочна и, чтобы не было кривотолков, прошу заменить мне оружие. Хотя, откровенно говоря, очень жаль расставаться с ним: как-никак прошагал я со своим ТТ по дорогам войны немало.
Со своим пистолетом Петров расстался ненадолго. Командир полка подполковник Д. В. Кузов приказал удалить в оружейной мастерской надпись на оружии и вернуть его офицеру. Однако, как это ни прискорбно, старшему лейтенанту не довелось дойти со своим проверенным в боях пистолетом до победы. Вскоре отважный офицер, ведя роту в бой, погиб смертью храбрых.
Некоторые бойцы понимали необходимость тактичного, доброжелательного отношения к трудящимся немцам, конечно, не сразу. Поэтому с теми, кто лично пострадал от зверств гитлеровцев, политработники, агитаторы вели большую индивидуальную работу. И хотя на сердце у многих красноармейцев и офицеров лежал тяжелый груз переживаний, зовущий к мести за кровь родных и близких, они поняли требование партии, правительства, командования и сдерживали свои чувства, давая им волю лишь в бою с фашистами.
Вместе с командармом мы побывали в 60-й гвардейской дивизии 32-го стрелкового корпуса. После беседы с руководством соединения генерал Берзарин решил поговорить с красноармейцами и офицерами. Николай Эрастович в общении с бойцами, как я уже говорил, был очень прост, глубоко знал их психологию, умел поддержать с каждым непринужденный разговор. Мы зашли в ленинскую комнату — просторный блиндаж подразделения. Завязалась беседа с воинами, собравшимися там. Посыпались вопросы. Пожилой усатый сержант со шрамом на щеке допытывался у меня: когда же конец войны?
Н. Э. Берзарин не спеша подошел к нему и дружелюбно спросил:
— А издалека пришел на Одер, дружище?
— Из-под Великих Лук, товарищ генерал. Только уж очень кружно было идти...
— Почему же кружно?