Весна победы

Послышался голос маршала Г. К. Жукова. Поздоровавшись, он спросил:

— Федор Ефимович, где именинник?

— Какой именинник? Сегодня мы чарку ни за кого не поднимали...

— А за генерала Берзарина?

— Впервые слышу. Кажется, он родился первого апреля...

— Командующему фронтом лучше знать, когда и у кого второй день рождения. Попросите командарма, если он на месте, к проводу.

Я недоуменно передал трубку Николаю Эрастовичу.

Мне не было слышно, о чем говорил с ним Жуков, но я заметил, как румянец залил лицо Берзарина. Потом он взволнованно проговорил:

— Служу Советскому Союзу! Очень благодарен и партии, и Ставке, и командованию за доверие. Постараюсь оправдать... Ей-ей, так неожиданно...

В телефоне слышался голос маршала, он что-то еще говорил, а Николай Эрастович, держа трубку в одной руке, второй нервно теребил свои густые, вьющиеся волосы. В таком возбужденном состоянии я давно его не видел.

Но вот разговор окончился. Берзарин, взволнованный, долго молчал. Наступила напряженная тишина. Я не выдержал:

— Николай Эрастович! Что же приключилось? Берзарин порывисто подошел, сжал мои плечи своими крупными жилистыми руками, потом тихо сказал:

— Даже не верится, я — генерал-полковник! — и широко развел руками. Чувствовалось, что он очень растроган. Мы горячо поздравили командарма. Это было очень приятное событие для всех.

Вообще в тот день хорошие сообщения следовали одно за другим. Радовали боевые успехи соседних армий. 21 апреля войска 3-й ударной, 47-й и 2-й гвардейской танковой армий ворвались на северную окраину Берлина. На следующий день бои за город завязали также 8-я гвардейская общевойсковая и 1-я гвардейская танковая армии, а с юга — войска 3-й гвардейской танковой и 28-й армий 1-го Украинского фронта. Под мощными ударами соединений внутренний оборонительный обвод Берлина трещал по всем швам.

22 апреля силы ударной группировки 1-го Белорусского фронта охватили Берлин с севера и востока. Уже все его армии, прорвав внешний и внутренний оборонительные рубежи, завязали бои в кварталах города. 3-я ударная армия — наш сосед справа — сражалась в районе Вейсензее, сосед слева — 4-й гвардейский корпус 8-й гвардейской армии — завязал бои на юго-восточных окраинах Берлина.

В глубине обороны противника беспрерывно громыхали взрывы, в небе отсвечивались всполохи пожарищ... Там взлетали в воздух один за другим мосты, уничтожалось оборудование на многих заводах и фабриках. Специальные команды фашистских подрывников безжалостно осуществляли отданный Гитлером еще 19 марта 1945 года «нероновский приказ» о выжженной земле. В соответствии с ним все предприятия и другие материальные ценности Германии подлежали уничтожению. Для обоснования необходимости этих мер фюрер в приказе лицемерно ссылался на то, что все это, мол, может быть использовано противником «для продолжения войны». А ведь речь шла об уничтожении не только военных, но и всех без исключения предприятий промышленности, коммунального хозяйства и т. п.

В стремлении отсрочить свой неминуемый разгром немецко-фашистское командование подтягивало в Берлин все новые резервы и любыми средствами старалось заставить войска и население сражаться до последнего. В ночь на 22 апреля и в течение всего этого дня оно дополнительно ввело в Берлин 6 пехотных и других полков и до 40 отдельных батальонов. В срочном порядке формировались новые части фольксштурма, в которые часто насильственно зачислялись немцы преклонных возрастов. Для увеличения численности войск по указанию Гитлера были освобождены из тюрем уголовные преступники и дезертиры. Среди выпущенных из одной лишь тюрьмы на Халерберштрассе было около 150 офицеров, лишенных свободы за нежелание воевать «до конца».

Пленные на допросах рассказали нашим разведчикам, что эсэсовцы объявляли населению приказ Гитлера от 22 апреля о повышении боевого духа армии. Он гласил: «Каждый, кто пропагандирует или одобряет мероприятия, ослабляющие нашу силу сопротивления, является предателем. Он немедленно подлежит расстрелу или повешению. Эти меры должны быть применены также и в том случае, если кто-либо отдает подобные приказы от имени имперского министра доктора Геббельса или тем более от имени фюрера. Гитлер»[25].

Другими словами, фюрер требовал повысить «боевой дух» своей армии путем... расстрела или повешения инакомыслящих. Что ни говорите, оригинальный метод «взбадривания» своих войск! Кроме того, каждого офицера и солдата заставляли дать расписку в том, что при попытке сдачи в плен или измены фатерланду им угрожает смерть, а их семьям — репрессии. В Берлине появились листовки, которые кричали: «Началась борьба на последнем ринге, ни шагу назад!», «За каждой изгородью — противотанковое орудие!» и т. п. От жителей требовали в обязательном порядке писать на домах такие лозунги, как «Плюнь в лицо каждому, кто не хочет защищаться», «Победа или Сибирь» и т. п. Такими надписями были испещрены многие улицы, дома и тротуары.