Весна после смерти

Тихон Васильевич Чурилин Весна после смерти

Весна после смерти

стихи

АВТОЛИТОГРАФИИ

Наталии Гончаровой

КНИГА ОТПЕЧАТАНА ИЗДАТЕЛЬСТВОМ «АЛЬЦИОНА»

В ТИПОГРАФИИ РУССКОГО ТОВАРИЩЕСТВА В МОСКВ,

В КОЛИЧЕСТВ ДВУХСОТ СОРОКА НУМЕРОВАННЫХ

ЭКЗЕМПЛЯРОВ, ИЗ НИХ СОРОК НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ.

Предисловие

Храня целость своей книги – не собрания стихов, а книги – я должен был снять посвящения живым: – моим друзьям, моим учителям в поэзии и знакомым моим. Да и кого может иметь из таковых очнувшийся – воскресший! – весной после смерти, возвратившийся вновь нежданно, негаданно, (нежеланно)?

Я оставляю посвящения мертвым – моей матери и двум, тоже мертвым, теперь близким мне. Оставлены также посвящения образам, символам, которые уже не личны, а, следовательно здесь возможны.

Оставшиеся в рукописях посвящения будут сохранены мною, как мемуары, летописи моего участия в жизни.

Март 1914 г.

Москва.

Памяти моей матери.

Не смейтесь над мертвым поэтом.

Андрей Белый.

И слышится начало песни, но напрасно,

Конца ее никто не допоет.

Лермонтов.

Старые стиxи

Памяти Н. П Львовой.

Догадка

Здесь кто-то уходил от солнца, от тепла,
К ветвям берез, поближе к тени близкой.
По травяной тропе, примятой низко-низко,
Здесь кто-то шел. А может быть и шла.

Шла медленно, не думая, устало,

К ветвям берез – хотела видеть тень,
Хотела позабыть про раскалённый день,
И слабою рукой цветы в пути теряла.

1908. Новое Зыково.

Старинная мелодия

В горнице столь милой печечкою белой,
В сумерках чуть виден кто-то за клавиром.
От углов, уж черных, и от печи белой
Веет отошедшим, да, прошедшим миром.

Старый мир струится тихо под перстами,

Старый мир являет внове прелесть звука.
Кто-то за клавиром оживил перстами
Дорогие думы Кавалера Глука.

1909. Крюково.

Васильки

Васильки! – Но в плену – сердце ёкнуло.
Выкуп дан – выкуп взят, вот и около.

Город зол: к василькам небо ластится,

Ворожит дымом труб – пусть ненастится.

От вражды дымных труб скрою в горницу,

Обручу василькам грусть-затворницу.

Стены тихо тогда отодвинутся.

И поля, всё поля, в очи кинутся!

1908.

Троица

Прошла бы Троица, ушла бы невидимкой,
Да ветви вовремя поставили у входа.
Видна ли Троица под серенькою дымкой?
– Прождали б, жданную, до будущего года.

Березу в комнату теперь и я поставлю,

К столу, над милыми цветами неживыми.
Там все засохшие. Ее одну оставлю
Живой, в честь Троицы прозеленеть над ними.

1909.

Послушница

Вся в черном – легкая на снеговом на белом,
Идет и черным не пугает белизны.
Идет, послушная, за тихим малым делом,
Идет, не смотрит: явно видит сны.

И тишина с ней, тихой, неотлучно

Идет и бережно отсчитывает миг.
А, рядом, тянется и тянется, докучно,
Железок звяк, ключей или вериг.

Больная девушка

Первая.

Вся нежная, вся слабая – закутана в меха,
Закутана в огромные, смешные вороха.
И в них, уродах, лёжа, былинкою видна.
Такая неответная: как будто бы одна.

И когда веки сомкнуты, и когда взгляд открыт,

То никому не ведомо – очнулась, или спит.
Лишь видны неотлучные, и те не велики,
Дыхания неслышного туманные дымки.

1908.

Вторая.