– А стоило бы, жизнь твою никчёмную сохранили, между прочим. Знаешь сколько вас уже через меня прошло? Сотни две, и за проступки по хлеще твоего, позавчера привели ко мне дебила, майора! Он велел солдатам изнасиловать местную девушку, за то, что её семья ему не отдала последние запасы продуктов. Он стоял и смеялся, а солдаты насиловали, на глазах у семьи. Так в итоге всех солдат и этого майора стрелять собирались, но в итоге отправили туда, куда и ты пойдёшь! Хотя твой случай меня позабавил, пожрать захотел, и решил к медивам за ужином сходить! Склад, видите ли у них стоит, пустует! Дурак! Только вот парней молодых зря с собой взяли, их жалко, а вы! Офицеры, мать вашу, как детишек в ловушку заманили, тоже мне вояки!
– А вы то воюете? Или здесь восседаете? Парней в смертники записываете, да бурду свою попиваете! – вскипел Чак, хотя и понимал, что заранее в проигрышном положении находиться.
– Знаешь, я бы мог тебе сгрубить и сказать, что ты вошь мелкая и не смеешь раскрывать свой рот поганый, пока я тебе на то разрешения не дам. Но я этого делать не буду, потому, что ты ещё мало воевал и мало видел, а про меня не думай, что я жопу свою костлявую здесь просиживаю, я раньше был вдвое толще Тармы! Командовал танковым батальоном, ломал хребты Катаканским армиям, армиям повстанцев и фавийцев в княжестве Брог, но после двух месяцев пыток в плену, у меня отказало половина органов, я ходячий обрубок, я даже жрать не могу, только пить. Сколько я протяну ещё, не знаю, но до конца войны не доживу точно. Меня, боевого офицера, посадили сюда, на ваши тупые рожи смотреть, и слушать как вам страшно мать вашу, идти в штрафники. Видеть как вы ублюдки ссытись и плачете, умоляете сжалиться! Если бы я свой член доставал, то вы бы и его сосали, лишь бы спасти свои никчёмные шкуры! И ты, капитанишка, сидишь здесь, строишь из себя героя, который два десятка молодых ребят повёл на бойню, у которых, между прочим, семьи есть! Прими свою судьбу, как есть, а если уж совсем тошно, то дождись когда тебе автомат дадут, спрячься в укромный угол, и вынеси свои мозги! Уяснил? – офицер говорил спокойно, но крайне доходчиво.
– Так точно! Уяснил. Простите меня за грубость.
– Я тебе не мама, что бы прощать тебя, ты никчёмный кусок говна, который смеет меня в чём-то упрекать. Ты теперь сраный штрафник, тебе присудили смертную казнь, а это значит, что срок твой в ШРОНе равняется бесконечности! Шанс у тебя только один, это подвиг совершить, только вот подвиги у ШРОНовцев только посмертные бывают. А теперь иди и помри героем. Проваливай. Конвой тебя уже ждёт.
– Спасибо. Товарищ полковник.
– Засунь своё спасибо себе в зад! Исчезни с моих глаз! И не забудь сдать свои погоны обратно. Ты, сучий сын, их не заслужил.
Чака взяли под руки, и повели в стоящий у входа уже заведённый грузовик. Водитель косо глядел на избитого капитана, к которому подошёл офицер конвойных войск и содрал с его плеч капитанские погоны, после чего велел залезать в кузов, куда залез и сам. Они ехали около двух часов, Чак смотрел на конвойного офицера, который молча читал книгу, его глаза были словно у рыбы выпучены и огромны, бегая от края до края страницы, они успевали мельком бросать свой взор на капитана. Зиту очень хотелось курить, но спросить у пучеглазого офицера он боялся, пока тот сам не заговорил.
– Что ты взглядом меня сверлишь? Спросить хочешь?
– Да.
– Так спрашивай, не молчи словно рыба, я мысли читать не умею.
– Курить можно?
– А курить-то есть?
– Да.
– А поделишься? – ухмыльнулся пучеглазый.
– Конечно, у меня три пачки. Хорошие, гетерские сигареты. «Золотой день» называются.
– Ну, у тебя он точно не золотой! – сказал конвойный, что сидел слева от офицера и громко рассмеялся, после чего резко умолк. – Прости, сам не понимаю, как получилось, боец, просто игра слов такая.
– Да нет, правда, смешно, не извиняйся. – ответил Чак, не улыбнувшись.
Чак достал сигареты и вынул из одной пачки папиросу для себя и тут же подкурил. Недолго думая он отдал одну пачку офицеру, другую конвойному солдату, оставив себе уже начатую. Злобы к ним у него не было, они просто исполняли свои обязанности.
– Спасибо тебе, боец. Хотя в ШРОНе у тебя всё равно их отберут, там как в тюрьме, только хуже. Я не первый раз туда отвожу парней. Крепись. – сказал пучеглазый, прикуривая сигарету. – Глупо ты попал, жаль тебя, тем более ты парень-то не плохой. Я знаю про тебя, ты администрацию штурмовал в Аппоре, Лесо младшего завалил. Но с другой стороны тебя не расстреляли, это как-никак плюс. Я знаю людей, которые из штрафников возвращались к себе в роты. ШРОН это, конечно-же жопа, но и из неё есть выход.
– Постараюсь выкарабкаться. Знал я одну девку, смогла из штрафников выбраться, хотя и баба, пережила Ирк и Аппор, и выжила, даже звание вернули ей.
– Ну вот видишь, так, что выше нос, впереди штурм Брелима, а там погеройствовать будет время, сына Лесо подстрелил, может и самого Лесо завалишь. – ухмыльнулся пучеглазый.
– Его уже завалили, до меня, фавийцы.