Весна в Ялани

Выдернул упыря, проверил – целый, с головой, казнил его, чтобы он больше не разбойничал, не промышлял чужою кровью, и забыл про него тут же. Сколько за лето снимешь их с себя, в лес только сунься. Да и в деревне можешь подцепить: транспорт у них бесплатный – скот, собаки – довезут попутно, высадят в ограде, а о том, что услужили чужеедам, знать не будут. Такие правила в природе.

Через неделю, когда Ислень ещё не шла, не тронулась ещё и Кемь, а притоки её, разбуженные ручьями, побежавшими с сопок, уже вскрылись, поехал я снова в Ялань. И жил бы здесь, не уезжал бы никуда, если бы тут была работа. Но не по-нашему, как говорится, а как есть.

Не как сам хочешь, а как Бог велит.

Ладно хоть в городе устроился.

Устроил.

Помог матери по хозяйству. Дров наколол, воды из родника натаскал – на питьё и на управу. Потом подался на Бобровку.

Тут, на Половинке, затор из льдин перед мостом настроило высокий, ниже моста – вся низина вдоль дорожной насыпи и левобережная пойма Бобровки заполнены водой – небо повсюду отражается, как в зеркале; деревья стоят голубые; след самолёта внизу и вверху – симметрично.

Ни ветерка – застыло всё. Только не птицы – к заходу солнца лишь угомонятся. На смену им ночные явятся – те не такие шумные, конечно.

Схожу, думаю, на Песчанку, гляну, как там.

Зашёл домой, в болотные сапоги переобулся, предупредил мать, чтобы меня не потеряла. И отправился.

В одном месте только пришлось сапоги разворачивать – чтобы через Смородинный ручей, впадающий в Песчанку, перебраться. Ещё немного бы, и зачерпнул бы – воды так много.

Издали слышу, как шумит освободившаяся после многомесячного заключения речка. Из плена вырвалась – ликует.

И до любого бы коснись. Столько прожить и света белого не видеть. Только выглядывать лишь в полыньи. На шиверах незамерзающих. Через туман непроницаемый – что там увидишь?

Миновал молодой, но уже упирающийся вершинами в небо листвяг долговязый, с чёрными комлями от палов прошлых лет, пока не вырубленный почему-то. Подхожу. Яр. Галька и песок. Рыжие – от железа. В самом низу обрыва скальная плита, теперь водой, конечно, скрытая. Летом метра четыре высотой. Отвесный берег. Спуск к реке чуть выше по течению – ступенчатая тропка. Здесь перекат, на хариусов иногда рыбачу летом – от дома добежать сюда недолго, две стариковские версты, для молодого – рядом. Сейчас от кромки до воды полметра, может. Ещё прибудет, яр перехлестнёт, до Култыка вода заполнит согру, с этой стороны, с другой – до сопок, до Хребтов, тут до них больше километра, разольётся. Редко когда так не бывает – когда весна не дружная или когда за зиму снегу мало выпадет. Но редкий год так. Нынче не такой.

Лёд не идёт. Ни льдины на реке. Тот, что был здесь, сломало, унесло. Тот, что вверху, застрял, скорее всего, на повороте временно; прорвётся скоро.

Стал я на самый край неосторожно, даже и в мыслях не имея, что снизу яр могло подмыть. И повалился тут же вместе с кромкой; успел за прут таловый ухватиться, но вместе с ним в руке и рухнул, в воде лишь выпустил его – как, и не помню.

И летом-то течение здесь сильное, теперь уж вовсе. Утянуло меня моментально на дно, протащило по донному камешнику, снова вверх вынесло – глотнул я воздуху в пустые лёгкие. Тут же опять меня вниз повлекло. Уцепился за первое, что под руки попало. Оказался этим первым сук упавшей недавно, вчера или уже сегодня, берёзы. Едва по ней и выбрался. Наверх сначала, а потом – на берег.

Быстро сказал, но долго выбирался. Если б об этом только говорить, любую мелочь бы припомнил и обсказал бы. Но не об этом.

Был у меня в кармане куртки коробок спичек, спрятанный в целлофановый пакет и обмотанный вдобавок изолентой. Всегда держу – на всякий случай. Достал. Спички, как и должно быть по предосторожности, не намокли. Развёл костёр. Сушиться стал, раздевшись и разувшись. Чтобы не появиться дома мокрым и не расстроить этим мать.

Ладно, тепло, не минус двадцать. Только земля ещё, конечно, не прогрелась – ноги стынут, не простыть бы.

Возле костра стою и думаю:

Выплыть в таком потоке, быстром и глубоком, ещё в одежде и в болотных сапогах, – непросто. Чем угодно для меня могла закончиться моя беспечность, если бы – как будто специально ради этого, на моё счастье – в речку на днях берёза не упала и так упала, что её не унесло; берег её едва удерживал за корни, старался из последних сил. Не ради этого ли здесь она и выросла?.. После ходил туда, её уже там не было – где-то пополнила собой ближайший из заломов, которыми она, Песчанка, славится, из-за которых не сплавляются по ней на лодках, рыбачат вброд по шивере. Такая речка.