Весна в Карфагене

Наконец наступило четвертое действие, последняя сцена с Вершининым, который пришел проститься в дом трех сестер Прозоровых. Бригада, которой командовал подполковник Вершинин, покидала город. Барон Тузенбах уже получил отставку и был в штатском. Он предложил Ирине (Машеньке) руку и сердце, она согласилась, и они собирались ехать на какой-то пресловутый кирпичный завод работать… А между тем Соленый уже вызвал барона на дуэль, и доктор Чебутыкин ждал в саду Прозоровых, когда его на эту самую дуэль позовут в качестве врача… Ждал, читал свои всегдашние газеты и не верил, что все взаправду, а не понарошку, что на дуэлях убивают… Вот и пришел Вершинин (дядя Паша).

"ВЕРШИНИН. Что же еще вам сказать на прощание? О чем пофилософствовать?.. (Смеется.) Жизнь тяжела. Она представляется многим из нас глухой и безнадежной, но все же надо сознаться, она становится все яснее и легче, и, по-видимому, недалеко то время, когда она станет совсем светлой. (Смотрит на часы.) Пора мне, пора! Прежде человечество было занято войнами, заполняя все свое существование походами, набегами, победами, теперь же все это отжило, оставив после себя громадное пустое место, которое пока нечем заполнить; человечество страстно ищет и, конечно, найдет. Ах, только бы поскорее!

Пауза.

Если бы, знаете, к трудолюбию прибавить образование, а к образованию трудолюбие. (Смотрит на часы.) Мне, однако, пора.

ОЛЬГА. Вот она идет".

Конечно, Вершинин пришел проститься прежде всего с Машей, со своей возлюбленной…

"Маша входит.

ВЕРШИНИН. Я пришел проститься…"

Маша (тетя Даша) вышла из-за правой кулисы, протянула руки навстречу Вершинину (дяде Паше), чтобы сделать шаг-другой и упасть в его объятья… Но в это время из-за левой кулисы, едва не сбив Машу с ног, вылетела Ирина (Машенька), которой и не должно было быть в этой мизансцене… Вылетела в своем белом платье, бросилась на шею Вершинину и горячо, торопливо стала покрывать поцелуями его лицо, шею, плечи…

– Пиши мне… Не забывай! Пусти меня, – пытался идти по роли и в то же время вырваться из Машенькиных объятий подполковник Вершинин (дядя Паша в адмиральской форме).– Пусти меня!

И тетя Даша, и все прочие артисты оцепенели. А Николь Дживанши вскочила на ноги, стала бешено аплодировать и кричать: "Браво! Браво!" Поднялся и сам маршал Петен[47], уверенный, что это и есть финал пьесы. Поднялись все. Все стали аплодировать.

Машенька хотела бежать со сцены, но ноги ее не послушались, она замешкалась на какую-то долю секунды, и режиссер-постановщик успел ухватить ее за руку. Ухватил цепко и громко, повелительно крикнул за кулисы:

– Кланяться! Всем артистам выходить кланяться! – Отыскал глазами Вершинина (дядю Пашу).– Вершинин, очнитесь, возьмите за руку Ирину! – добавил режиссер грозным шепотом.

Дядя Паша, полностью потерявшийся от внезапной атаки Машеньки (Ирины), автоматически исполнил режиссерскую волю. Рука у Машеньки была ледяная, а у него огненная, он стиснул ее руку надежно, зря она пыталась вырваться. Занятые в пьесе артисты послушно встали в ряд, взялись за руки и начали кланяться, как китайские болванчики. Все были под впечатлением столь неожиданного финала спектакля, никто еще ничего толком не сообразил. Было понятно лишь одно: режиссер спасает положение, уходит от скандального конфуза. Лицо и шея Вершинина (дяди Паши) стали почти свекольного цвета, левой рукой он держал за руку Ирину (Машеньку) в белом платье, а правой – Машу в синем (свою жену Дарью Владимировну), и сам он казался себе распятым между ними. А на левом фланге кланяющихся артистов глупо улыбался маленький барон Тузенбах, так и не убитый на дуэли Соленым.