Весна в краю родников

Впрочем, я не взялся бы объяснить, в чем было обаяние нашей тетушки-рассказчицы, в чем секрет того, что ее сказки так на нас всех действовали. Скорее всего, думаю я теперь, припоминая прошлое, секрет был вот в чем: тетя как бы видела перед своими глазами то, о чем рассказывала. Я не думаю, что секрет мог быть только в прелести самих народных сказок, иначе как понять, что одна и та же история в чьей-нибудь передаче звучала скучно, а из уст нашей тети так, что боишься прозевать слово.

— Про Нахута́ка! Расскажите нам про Нахутака! — кричали мы хором, высовывая носы из-под одеяла и прислушиваясь, как дергает ставню ледяной ветер.

— Было ли, не было, а жили в одно прекрасное время, в одном удивительном месте старик со старухой, — напевно начинала тетя, и мы от этих давно известных нам слов сказки о маленьком человечке Нахутаке погружались в сладостный мир невероятного. — Безрадостно текла их жизнь, потому что они никогда не имели детей, да так и состарились. Горе свое они изливали по-разному. Старуха каждый день охала да вздыхала, проливая слезы так, как туча проливает дождь. А старик все вопрошал: чем они провинились перед всевышним, почему он не дал им детей? Старик все еще надеялся на что-то и говаривал иногда горестным шепотом: «Послало бы нам небо ребеночка, разве мы не устроили бы праздника на весь мир, разве не угостили бы народ на славу?»

Однажды к их воротам подошел седовласый нищий с протянутой рукой, попросил: «Добрые люди, подайте! Ибо подаяние отводит беду от дома!»

Старуха поспешила вынести лепешку и кинула взор из-под головной накидки на прохожего. Он не был похож на обычного нищего. Высокий красивый старец с белой как лунь бородой, в ладной опрятной одежде. Вокруг головы у него словно сияние мерцает, а посох, похоже, отливает золотом.

В сердце старухи вдруг затеплилась непонятно почему пылкая надежда, женщина сказала прохожему:

«По всему видать, вы человек бывалый, многое на свете испытали и умеете. Нет у нас деток, унижены мы перед людьми. Помолитесь же за нас, чтобы создатель послал нам сыночка!»

Старец извлек из сумы красное яблоко, подал его старухе и говорит:

«Разделите на две части; одну половинку съешьте сами, а вторую пусть съест ваш муж. И родится у вас сынок!»

Радостной поспешила старуха в дом, разделила яблоко, съела свою половинку. Так вкусно, что ничего подобного и пробовать в жизни не приходилось! Не удержавшись, съела старуха и вторую половинку, но старику об этом не сказала, потому что устыдилась своей прожорливости.

Миновало после этого девять месяцев, девять дней, девять часов, и — вот чудо! — родился у старухи маленький-премаленький сыночек. Такой он крошечный, что диву дались старик со старухой, горько призадумались. Тяжело вздыхая, говорит старик с болью душевной:

«Мы молили бога о ребеночке; как же вышло, что господь послал нам существо, больше похожее на горошинку? Не засмеют ли нас люди, не задразнят ли, что родился у нас такой крошка?»

«Нам и такому радоваться надо, — утешает его старуха. — А то ведь умерли бы бездетными, не познав родительского счастья!»

Посоветовавшись между собой, они назвали новорожденного «Нахутак» — «Горошек». И стали мечтать:

«Подрастет — помощником станет добрым, утешит нашу старость…»

И правда, умным, сметливым да услужливым оказался сыночек — не нарадуешься! Только соберется старуха идти к роднику по воду, как Нахутак тут как тут: «Матушка, не трудитесь, я схожу!» Возьмется старик за топор, чтобы наготовить дров, сыночек опережает: «Вы отдыхайте, а я нарублю да наколю». Пожелает мать подмести двор, Нахутак перехватывает метлу: «Дайте я все сделаю, матушка!», да так уберет, побрызгает водой, что становится чисто, словно в комнате.

Люди видели, что теперь старику и старухе и на базар тащиться за покупками не приходится: Нахутак сбегает с котомкой через плечо, несет домой все необходимое. Соседи удивлялись, что он такой маленький, а ему все под силу.

Однажды старик ушел в поле жать пшеницу; старуха собралась нести ему еду.

«Матушка, я отнесу», — вызвался Нахутак, поднял блюдо и поставил его себе на голову.

Весело напевая песенку, отправился Нахутак в поле. Встречные удивленно глазели по сторонам: «Что это? Песенка слышна, а самого человека не видно». Разглядев же Нахутака, удивлялись еще больше, что такой малюсенький мальчик может нести на голове огромное блюдо.

Он даже не устал, не присел в поле отдохнуть, сразу предложил отцу:

«Вы ешьте, а потом полежите. Жатвой займусь я!»

Серп был вдвое больше Нахутака, поэтому отец говорит сыночку с жалостью:

«Да ведь ты притомился в дороге, отдохнул бы сам…»

«Отчего бы это мне устать?» — улыбается весело Нахутак и берется за серп. Так проворно орудовал он в поле, что вся пшеница была вмиг сжата, увязана в снопы и уложена в аккуратные скирды.

Несказанно радовался старик отец, а потом сказал:

«Теперь, сынок, отправляйся домой. А я приду после того, как обмолочу пшеницу и провею зерно».