Весна Византии

Со своей стороны Николас вел себя так, словно ничего не замечал вокруг. Он усердно посещал все собрания, где председательствовал Юлиус, и вместе со старшими отправлялся с визитом к возможным покупателям и продавцам, разбирался с заказами и торговался при обмене денег. Много времени он проводил в одиночестве. Как они и угрожали ему, лекарь и священник постарались лишить своего подопечного свободы действий и решений. Номинально оставаясь во главе компании, на самом деле отныне он был совершенно бесправен.

Юлиус занимался всем, что касалось Асторре и его наемников. Легрант посвящал себя починке и оснастке галеры. Все заботы по устройству дома с редкой практичностью и сноровкой взял на себя Лоппе. В свою очередь Годскалк и Тоби воевали с казначеем Амируцесом, пытаясь заполучить наиболее подходящие помещения для флорентийской торговой миссии.

В перерывах Годскалк посещал окрестные церкви и монастыри, приобретая там все доступные рукописи и заказывая копии особенно ценных книг. Юлиус, чтобы лишний раз не иметь с Николасом дела, подрядил писца Пату вести и проверять учетные книги.

Понемногу они освоились в Трапезунде. Весна принесла дожди и тепло; побережье и горы покрылись яркой сочной зеленью и цветами. Аромат цветущих груш и яблонь проникал повсюду, пропитывал даже одежду; виноградная лоза оплетала стены и сводчатые окна. Базары безраздельно царствовали повсюду. Обитатели какой-нибудь улицы горшечников запросто могли проснуться поутру и обнаружить, что весь квартал отдан во владение торговцам дынями, сырами или цыплятами.

Нигде не было особого порядка. С перевалов в Трапезунд спускались небритые горцы в мохнатых шерстяных штанах и рубахах, которые вели с собой блеющих коз и маленьких лошадок, навьюченных корзинами, ― в зрелище этом не было ничего от классической греческой гармонии, равно как и в смуглокожих, увешанных золотом племенных вождях, которые по-свойски являлись в город во главе вооруженных отрядов, чтобы расслабиться в парных и в борделях. У них было полно денег; некоторые даже обитали во дворцах. Они обогащались, взимая поборы с путешественников, которые странствовали в их краях. Также горцы приносили и новости о султане: он и впрямь находился в Анкаре, а войско под руководством Махмуд-паши готово было выступить из Бурсы. Но направление удара султан держал в тайне. По его собственным словам, если бы хоть один волосок из его бороды прознал об этом, он собственноручно вырвал бы его и швырнул в огонь.

В Трапезунде императорский двор по привычному богомольному обряду перебрался из цитадели сперва в монастырь Панагия Хризокефалос, затем в обитель святой Софии по ту сторону западного ущелья; в церковь святой Евгении у восточного ущелья близ Летнего Дворца. После этого на неделю они переехали в высокогорный монастырь Сумелы. Луч Божественного Лотоса, Небесный Царь, император Давид, молился там в вышине, чтобы быть ближе к небу.

Позаботившись о возвышенном, двор смог уделить время и для развлечений. Вельможи состязались между собой, выказывая немалую ловкость в метании копья, стрельбе из лука и шумных конных игрищах на Цуканистерионе. На юг, в горы, они отправлялись на охоту, и туда же выезжали с ловчими птицами, устраивали пирушки для избранных и приглашали к себе философов и ученых, дабы те развеяли повседневную скуку мудреными беседами. Также двор предавался азартным играм, наслаждался музыкой и чтением, устраивал всевозможные представления с карликами и животными; наблюдал, как по городу водят осужденных преступников с выбитыми зубами и намотанными на голову овечьими и бычьими внутренностями. Чаще всего это были какие-нибудь бродяги или грабители, ворующие в деревнях припасы, кухонную утварь и детей, которых продавали в публичные дома.

Много времени двор тратил на заботу о своей красоте. Под шелковыми занавесями летнего дворца плелись интриги и разносились сплетни. Это было уменьшенное подобие бургундского двора, собранного в одном месте, а не разнесенного на полконтинента. Женственный бургундский двор, порождающий плотоядные цветы, на корнях традиции, восходящей к самому Гомеру…

Память о былых битвах еще жила в памяти византийцев, но, в отличие от Бургундии, здесь не создавали орденов, дабы пестовать своих рыцарей, и до недавних пор даже не искали наемников, которые могли бы встать на их защиту. Если повезет, с окрестных земель Трапезунд мог бы собрать не более двух тысяч конных и пеших солдат. Впрочем, никто ведь и не опасался в будущем никаких серьезных столкновений. Пусть язычники дерутся между собой. Конечно, жаль Узум-Хасана, персидского союзника Трапезунда, ― но что тут поделаешь?.. Асторре, курсируя по городским улочкам, внимательно прислушивался к разговорам, пытаясь оценить реальную боеспособность Трапезунда и отношение его жителей к войне.