Весна Византии

― А при чем здесь я? Это его личное дело. Наверняка девчонка сама висла у него на шее. Ничего удивительного, если она выросла в одном доме с Клаасом, и с такой матерью. Мне больше нечего сказать. Если хотите, можете подавать в суд. Я раскопаю достаточно сведений о Катерине де Шаретти, чтобы заставить вас пожалеть об этом.

― Нет, ― возразил Грегорио. ― Ей было двенадцать лет, и она оставалась девственницей. Он женился на ней в день ее первых кровей. В таком случае давайте представим это дело на суд герцога сегодня же вечером.

Саймон ухмыльнулся.

― Вы даже к секретарю его подойти не сможете.

― Зато смогу подойти к казначею. Пьер Бладелен передо мной в долгу. Но, возможно, я просто подожду здесь, в доме, и поговорю с Генри ван Борселеном. Несомненно, одна из задач ордена Золотого Руна ― защищать юных и слабых против тех, кто пытается злоупотребить их невинностью, а также карать тех, кто вместо того, чтобы сражаться за веру, снаряжает корабли и тратит деньги и усилия ради личной мести.

― А Николас что, сражается за веру? ― язвительно осведомилась Кателина.

Грегорио обернулся к ней.

― Он взял с собой сотню вооруженных наемников, чтобы поставить их на службу императору Давиду.

― А Дориа привез оружие и доспехи, ― с усмешкой возразил Саймон. Его улыбка очень не понравилась Грегорио.

― Разумеется, мы знаем об этом. Но как он поступит со своим грузом?

Стряпчий перехватил напряженный взгляд шотландца и понял, что тот неожиданно задумался, ― возможно, впервые за все это время. Грегорио очень надеялся, что тот думает сейчас о Пагано Дориа. Женившись на Катерине, Дориа стал сильнее, чем рассчитывал его наниматель. Теперь он вполне мог обойтись и без помощи Саймона.

― Клаас… ― неожиданно промолвил тот. ― Ведь это он велел вам явиться сюда?

Но леди Кателина ответила мужу даже прежде, чем Грегорио успел открыть рот:

― Как он мог, ведь он в Трапезунде? Если Дориа натворил глупостей, это может подождать до его возвращения. Подождет и демуазель де Шаретти. Мейстер Грегорио ― разумный человек. Он ничего не станет предпринимать.

― А если он не вернется? ― предположил Грегорио. ― Так что лучше я подожду милорда Генри. Он ведь крестный вашего сына, не так ли? Полагаю, он заботится о репутации семьи.

Он надеялся шантажировать шотландца с позиции силы, но недооценил его. Внезапно в воздухе сверкнул меч, и послышался приглушенный женский крик. Грегорио отскочил в сторону, хватаясь за кинжал, а Саймон угрожающе надвинулся на него, обнажив оружие.

― Я защищаю репутацию своей семьи, как считаю нужным, ― заявил шотландец. ― Собственными силами, а не через суд. Запри дверь.

― Нет, ― заявила Кателина.

Саймон обернулся к жене. Грегорио, перепрыгнув через стол, бросился к выходу, но тут шотландец, упершись руками в стоявший рядом сундук, подтолкнул его вперед, и тот с грохотом ударился в дверь. Лорд Саймон распрямился.

― Защищайся!

― И вы говорите о чести? ― возмутился Грегорио. ― Меч против кинжала?

Он думал, чтобы шотландец слишком зол, чтобы рассуждать здраво, но тот неожиданно усмехнулся. Не отводя глаз от противника, он велел жене:

― Принеси другой клинок.

― Нет, ― повторила Кателина.

― Тогда ему придется защищаться кинжалом.

Женщина бросилась к дверям.

Грегорио огляделся. Он был напуган и одновременно ощущал неловкость.

― Чего вы добиваетесь, милорд? ― спросил он. ― Мои люди знают, что я здесь.

― И они будут знать, какая участь вас постигла, ― отрезал Саймон. ― Вы явились убить меня по приказу Николаса. А, вот и меч! Умеете драться?

― Да, ― кивнул Грегорио. Внезапно гнев его прорвался наружу: ― Глупец, что же вы творите? Искалечили судьбу бедной девочки, ее семья в трауре от горя, а вы, вместо того, чтобы ответить за содеянное, как подобает мужчине, во всем вините других. Николас стоит десятерых таких, как вы!

Клинок метнулся к его горлу при этих словах. Стряпчий торопливо вскинул меч и успел парировать выпад Саймона. Он отбил и удар, направленный ему в живот. И другой, метящий в сердце. Оступившись, он ощутил, как сталь оцарапала предплечье, и вновь парировал выпад, нацеленный в голову.

Грегорио отступил к стене, затем, пригнувшись, метнулся на середину комнаты. Сейчас гнев Саймона был нацелен на него одного, и больше не было времени для пустых слов…

Конечно, ломбардский стряпчий был не ровней искусному фехтовальщику и турнирному бойцу.

Грегорио отбивался, потому что не хотел умирать. Он лишь защищался, то уходя из-под удара, то парируя выпады, когда ему это удавалось. Поединок уже затянулся куда дольше, чем он считал возможным.

Женщина, прерывисто дыша, пряталась у окна. В комнате уже были перевернуты все стулья и столики, разбросаны подушки, вдребезги разбита каминная ширма и какая-то чаша. Медный кувшин с лязгом отлетел к стене…

Грегорио надеялся, что на шум явятся слуги и спасут его, ― но никто не пришел. Прежде стряпчий полагал, что он в неплохой форме, но Саймон всю свою жизнь проводил в боевых тренировках, оттачивая искусство фехтовальщика. И теперь он без устали нападал, понемногу тесня противника к противоположной стене.