Весна Византии

― Счастливый, и такой красавчик! Лицо, как у матери, а волосики ― как у отца, вьющиеся и серебристые. И такие ямочки на щеках… Говорю вам, он просто ангелочек. Отец от него без ума. Был бы рад усадить его на лошадь еще прежде, чем малыш научится ходить, и дать ему в ручонки меч и копье. Вот это будет рыцарь ― не то что ваши бургундцы!

― Должно быть, мать по нему очень скучает, ― промолвил стряпчий.

Он лишь хотел тем самым узнать, надолго ли Кателина с супругом задержатся в Сент-Омере. К вящему его удивлению, женщина ответила не сразу, и слова ее прозвучали несколько неожиданно:

― Ну, знатные дамы всегда так заняты, монсеньор… Малышу хватает и кормилиц. Она приходит к нему, когда только может.

― Вот как? ― проронил он негромко. ― Что, роды были тяжелыми?

Женщина кивнула, разглаживая шитье на коленях.

― Крупный ребеночек, а госпоже ведь уже двадцать лет. В таких случаях они иногда во всем винят младенца. Или, может, материнство их пугает… А есть еще такие, которые боятся, что малыш вырастет и не будет их любить. Просто удивительно, как вообще кто-то заводит детей. Но ведь природа всегда возьмет свое. И сердце матери ― не камень.

― Ну конечно, ― подтвердил Грегорио, внезапно ощутив дурноту. Николас, бедный бастард. Может, тебе и повезло, что ты не воспитывался в этом доме… ― А нравится ли госпоже в Шотландии?

― Госпоже в Шотландии очень нравится, ― раздался с порога ясный звучный голос. С легкой улыбкой на устах женщина приблизилась к гостю. ― Это вы от мейстера Адорне? Возможно, вы не знаете, но я шестую часть жизни провела в этой стране. Я была придворной дамой шотландской королевы, племянницы герцога Филиппа. Как ваше имя? Она обращалась к нему по-фламандски.

― Грегорио, ― представился он.

Кателину ван Борселен нельзя было назвать красавицей, но сложена она была превосходно. Белоснежный головной убор с вуалью скрывал волосы почти целиком, если не считать прядок, выпущенных на висках. Четко очерченные брови были фамильным признаком семейства Борселенов, ― и то, что она их не выщипывала, указывало на независимый характер этой женщины; о том же говорили и упрямо сжатые губы. Держалась она с прирожденным изяществом.

― Ну что ж, Грегорио, мне очень жаль, но супруг мой слегка задерживается, хотя я надеюсь, что он скоро вернется домой. Желаете ли вы подождать, или просто передадите мне послание?

― Я бы предпочел подождать, ― промолвил стряпчий. ― Возможно, в кабинете? Это деловой вопрос. ― На присутствие жены Саймона он никак не рассчитывал.

― Тогда он пригласит вас в нашу комнату, ― промолвила она. ― А пока садитесь и расскажите мне все сплетни из Брюгге.

― Он спрашивал про малыша Генри, ― сказала служанка.

При этих словах Грегорио внимательно наблюдал за Кателиной. Взгляд ее не выражал ровным счетом ничего, глаза казались нарисованными на лице.

― Все были очень добры ко мне…

― Он спрашивал, на кого мальчик больше похож, ― продолжила женщина.

Разве он спрашивал об этом? Грегорио не мог припомнить.

Кателина опять улыбнулась ему.

― О, ведь первый ребенок всегда больше похож на отца, разве не так? ― Похоже, эти слова она повторяла так часто, что и сами они, и улыбка утратили всякий смысл. ― Но к чему нам надоедать гостю женскими разговорами? Что творится в Брюгге? И в Генуе? Какие последние известия с Востока?

Внезапно открылась дверь, и леди Кателина обернулась.

― Саймон? К тебе гость от Ансельма Адорне. У него для тебя какие-то новости. Я ревную…

Грегорио поднял глаза. На пороге стоял человек, которого он видел двенадцать месяцев назад, на пожаре, уничтожившем дом и красильню Марианы де Шаретти в Брюгге. Лорд Саймон, завладевший кораблем своего отца, нанявший Пагано Дориа и пославший того в Трапезунд, вместе с похищенной двенадцатилетней дочерью Марианы де Шаретти. Лорд Саймон, чья ненависть к Николасу, сыну его первой жены, была известна всей Фландрии…

Саймон де Сент-Пол в первый раз женился в пятнадцать лет, так что сейчас ему было уже под сорок. Но кожа, не тронутая морщинами, ясные голубые глаза и шелковистые светлые волосы делали его моложе, ― он выглядел почти ровесником своей жены Кателины. Одет он был также превосходно: в широкополой шляпе, украшенной драгоценными камнями и длинном дублете, до бедер прикрывавшем тонкие обтягивающие чулки.

В ночь пожара они с Грегорио встретились лицом к лицу, и, разумеется, ни тот, ни другой, не забыл этой встречи. Однако стряпчий и не подозревал, что шотландец так хорошо его запомнил, пока тот не заговорил:

― Этот человек явился не от Ансельма Адорне.

Кателина изменилась в лице, как видно, почуяв неладное по голосу мужа. Повинуясь незаметному жесту, служанка тут же с поклоном удалилась. Кателина встала рядом с супругом, в упор разглядывая Грегорио.

― Это правда? Кто вы такой? Моя служанка отправилась за управляющим.

Стряпчий в этом сомневался. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Саймон перебил его и спросил у жены:

― Он говорил с тобой. О чем?

Меж густых бровей пролегла морщинка.

― Ни о чем. Спрашивал насчет Генри.