Веснянка

Ей показалось, что напряженно, в ожидании вытянутые ветви вздрогнули в ответ, а корни напряглись под землей. Тихо дымилось журчание родника. Ветки тянулись томяще. Тревожно заклубился туман… И когда она почувствовала, что ожидание становится невыносимым, – отступила с холма. Весна-красна любит приходить в мир и к людям незаметно.

Утром она проснулась до восхода солнца и побежала к проталине.

Ветки уже ожили, осветлели, будто кто подул на них зеленеюще-розовым облаком. И от этого все окутала затихшая теплота… В озерце отражаются березы. Красоту подвесеннюю не в силах описать человеческие слова, разве что песня. А у деревьев болели почки, тяжело и тревожно бродили в них соки, и первые злаки шевельнулись в земле. И Веснянка услышала.

Голоса земли были глубокими и тайными…

Она стояла тихо. Солнце поднялось высоко.

Вдруг из леса на холм выскочил заяц, за ним в чаще зашевелилось, и на опушке появился огромный волк. Он оскалил зубы. Девушка смело шагнула к нему. Он тихо, злобно зарычал.

– Ты ведь хороший, серый волк. Ты просто чаще рыщешь ночью и не знаешь солнца… Ты красивый. У тебя такие могучие лапы и смелые глаза, только немного злые.

Зверь изогнулся, прыгнул в ее сторону. Тут из леса раздался свист, чуть-чуть не допрыгнув до девушки, волк повернулся и исчез.

Веснянка дрожала, лишь что-то случайное спасло ее. Ночной зверь из темного леса не знал их языка. Неужели добро и солнце не так всесильны, как ей говорили?

Он теперь бежал в чащу. Ему было душно, страшно. Волк, волк. И застонал, ему захотелось оскалиться…

Веснянка так пристально смотрела на лес, что не заметила, как к ней подошел отец.

– Теперь пора. Созови, дочка, всех, да позвончее. Спляшите так, чтобы земля разбередилась и ей жарко стало. Помогите солнцу, пусть от вашего топота все цветы и травы повылезают12.

Веснянка побежала с холма вниз, к деревне, и запела о том, что только что услышала у ожившей земли. Девичьи голоса подхватили припев:

Собирайтесь, девушки, собирайтесь, красные.

Теперь нам воля – воля-переволя

Ходить, гулять, скакать, плясать.

Теперь нам воля – воля-переволя

Скакать, плясать, в ладони бить.

Бортник подошел к старику:

– Сейчас все сбегутся из разных сел, из разных мест.

– Первый хоровод, Бортята. Девки верят – коли не попляшешь, снег не сойдет. Чем веселее и гульливее, тем лучше, сам знаешь.

– Да, старики говаривали, кому не нравится ни радость, ни утешение, тот не любим и сам вовсе не любил.

Они пошли к подножию холма, к ним подошла женщина и протянула особые хлебцы13.

– Зерно из последнего снопа запечь не забыли?

– Что ты, Добрита.

– Так разносите всем.

– И я пойду, пора и мне, – проговорил бортник.

– Опять за своим медом? – кричала вслед ему голосистая баба, уперев руки в боки. – Говорят, ты его не только в избе, но и в лесу запрятал? Где это? Уж не в дуплах ли? Подумаешь, велика ценность! Какое сокровище! Русалок приворожить хочешь? Да на тебя ни одна лешачиха и не посмотрит.

– Ничего ты не понимаешь! У меня такой мед, что после него даже и тебе целоваться захочется. -И бортник подмигнул, да так, что все лицо его скривилось.

На холме взад-вперед бегали дети, топча и тревожа землю. От того сползал снег, журча ручьями, обнажая мокрую и теплую Ярилину горку.

– Хорошо бы еще меду на праздник.

– А где Бортята, куда пошел Бортята? Хмельная голова кругами вела его к лесу.

– Отойти-ка к лесу, – проваливаясь в талый снег, бортник прислонился к дереву, – тут покойнее. Глупая баба. Мой мед… у меня такой мед, что от одного глотка – ну все сразу видишь, все понимаешь. Воткак выпьешь… Хорошо здесь. Что это со мной?

Бортник сонно схватился за бороду…

Люди внизу копошились, толпились, пели. Леший прищурил глаз и присвистнул:

– Опять. Поспать не дадут.

Он спустился с вершины ели и крикнул в сторону:

– Нечего дурака-то валять. Идем смотреть на праздник.

– А может, снова к бортнику?

– Ты что, не видишь? Ему и без нас уже весело.

– И нечего тебе проказить, – стоя на четвереньках, бортник ухватил кикимору за скользкий хвост, – я и сам так умею.

Она обернула к нему лукавое звериное личико, высунула язык и протянула тонким голоском:

– Ы-ы-ы…

– Вот тебе и «ы». Совсем распоясались. Что я тебе – коняга, что ли? Уснуть нельзя, сразу тебе какая ни есть нечисть то рога приставит, то из бороды косы заплетет. Ну виданное ли дело из бороды косы плести?

Пока он это произносил, бывший в его руках хвост дернулся, да так сильно, что бортник не удержал его, и злодейка шмыгнула в кусты. Бортник погрозил ей вслед рукой.

– Нет, я тебе покажу, я тебе покажу. Ты думаешь, я какой простой мужик? Нет, я – бортник, я почище тебя колдовство знаю. Нет у вас такого права, чтобы из бороды косы плести.

Протерев глаза, бортник тоже подошел к холму и там, глядя на то возникающие, то исчезающие девичьи хороводы, спросил: