Весной в последний раз споет жаворонок

В конце концов, он тоже писатель, говорит Г. Был когда-то. Если он когда-нибудь снова станет писателем, то напишет книгу об этой экспедиции… но он никогда этого не сделает… да и возможность мала… тогда он должен будет рассказать обо всех — хорошо или плохо, — вот как обо мне, например, правда? Хорошо или плохо, отвечаю я. Хорошо или плохо — как его, например?

— Точно так, — говорит он.

Затем снова умолкает. Итак, если он будет писать о ком-то как обо мне, и о таком вечере, как сегодня, — но возможность мала, и он никогда этого не сделает, — тогда он захочет узнать, что это за персонаж, такой как я, надев такое платье, идет с таким персонажем, как он? Но это же само собой разумеется, говорю я. Он достает из кармана блокнот, карандаш, что-то неразборчиво пишет. Итак, мы начали с платья, говорит он. Светло-зеленый шелк, рисунок — мелкие бежевые цветы. Жакетик из коричневого шелка с вытканными цветами же. Широкая лента на бедрах, — какой ширины? Двадцать сантиметров, быстро отвечаю я, щеголиха. Он записывает. Завязана сбоку большим бантом. Его можно повернуть и завязать спереди или на другом боку, когда захочется снять жакетик. И — он бросает взгляд под стол — никаких чулок, коричневые туфли. Конечно, от Эменаро, говорит Г., ни о чем другом не может быть и речи. Со вкусом одетая женщина с голубыми глазами, которые темнеют, совсем как сейчас, и…

— Будет вам!

— …и с коричневой кожаной сумочкой. Сумочка просто очаровывает. Небольшое декольте, на шее, на тонкой золотой цепочке монетка — амулет с тайным значением. Изабель никогда не выдаст этот секрет. Тайна должна оставаться тайной. Изабель и ее тайна… Это всегда означает что-то хорошее в истории, говорит Г.

Официант приносит шампанское, наливает немного в два бокала. Мужчины пробуют, смакуют, кивают головами. Официант наполняет мой бокал и бокал Г. — наполовину. Мы выпиваем, на этот раз — за нас, это мое предложение. Последние капли из своего бокала Г. выливает на пол — для подземных духов, объясняет он. Их мучает жажда, как и тех, в лесу, и если угостить их «Дом Периньон» урожая 1980 года, они обязательно принесут счастье.

Нет, я никогда не выдам ему тайну своей монетки! Впрочем, есть еще одна тайна: то, что случилось со мной в том дремучем лесу во время макумбы, когда можно было загадать любое желание. Я уже положила в нишу сигареты, спички и шнапс, и он наблюдал за мной, я заметила это краем глаза. О, у меня было много желаний, но надо было подумать о чем-то необычном, о том, что я сама себе запретила и что мешало мне пожелать для себя чего-то еще. Этим необычным было то, что я вдруг ясно поняла: Г., с которым я и поговорить-то толком не успела, произвел на меня очень большое впечатление. Когда тебе уже тридцать два, ты испытала в жизни несколько приключений… но я никогда прежде не встречала мужчины, который так притягивал бы меня к себе, вселял такую надежду и радость, как Г. Откуда это? Почему? Вот о чем я думала там, в лесу, совершенно сбитая с толку. «И так все началось, мои дорогие, и так все началось» (Киплинг).

В этот вечер в ресторане «Цезарь» я очень много рассказывала о себе — я не была такой никогда в жизни. Я всегда была благодарной слушательницей, которая молчит, сдерживая собственные чувства и переживания. Вся моя жизнь — сдержанность и сокрытие чувств. Но только не в этот вечер! И конечно, мне в голову пришла навязчивая идея!