Я ввалилась в полутьму прихожей, как нетрезвый Санта. Запнулась о брошенный зонт, въехала в огромный пустой аквариум на тумбе и встала, как вкопанная. Вслушивалась в скрипы и шорохи, пытаясь отгородиться от творящейся снаружи вакханалии.
Дом и впрямь был покинут и тих. Как раз то, что нужно!
Радостное волнение прокатилось от макушки до пят. Я прорвалась! Я в безопасности!
– Боже, храни Америку... – только и выдохнула с облегчением, оглядывая убежище в лучах фонарного света, льющегося из открытой настежь двери.
Спохватившись, я поспешила к порогу. Но едва наметилась замуровать вход – желательно чем-нибудь потяжелее, вроде комода, – за спиной раздался самый отвратительный в темноте звук – скрип половиц.
Один короткий вздох… Я и обернуться не успела, как нечто тяжёлое с размаху шарахнуло меня по затылку.
Глава 2. Блондинки атакуют
Копна рыжих вьющихся волос, собранных на затылке, смягчила удар. Но даже будучи в темноте, я ощутила, как ослепла и на мгновение потерялась в пространстве.
Очнулась, как водится, на полу всё под тот же скрип половиц. В проёме возвышалась странная фигура.
Русская матрёшка! Тот же миниатюрный торс и округлый объёмный низ.
Матрёшка прекрасно могла меня рассмотреть, а вот мне пришлось довольствоваться расплывчатым силуэтом.
– О, mon Dieu![1]
Что-то глухо бухнулось на пыльный ковёр прямо к ногам матрёшки.
Так и не прояснившись, зрение исчезло окончательно, когда единственная полоска света погасла. Послышался щелчок дверного замка. Каблучки дробно застучали, и меня накрыл матрешкин низ, состоящий, к счастью, из вороха шуршащей ткани.
Юбки? Как у дам в прошлые века?
– Вы живы? – прохладные пальчики мягко коснулись лица. – Mon ami[2]… не молчите же!
Я бы и рада ответить, но связать хоть пару слов не могла. Удар по голове, беспамятство, темница и несчастный соузник рядом…
Мне казалось, я в самом низкобюджетном хорроре на свете!
К счастью, следуя традициям жанра, соузнику, а точнее, соузнице, суждено умереть первой. К несчастью – мне придётся слышать её крики и рвать на голове волосы в ожидании своей очереди.
Однако глаза медленно привыкали к темноте. По-прежнему лёжа на спине, я проморгалась и с облегчением выдохнула:
– Не в темнице...
Всё та же лачуга со ставнями. Тот же таинственно поблескивающий пустой аквариум. Зонт неподалёку и бог знает сколько ещё хламья вокруг!
Затылок саднило, но коснувшись волос, скользкой тёплой жижи я не ощутила. Значит, череп не раскроило. Какое счастье.
Придя в себя, я резво оттолкнулась. Проехалась по полу и рывком села. Решимость не подпускать девицу ближе, чем на взмах ноги, зажглась во мне бенгальским огнём.
– Не двигайтесь!
Матрёшка послушно и замерла на месте тёмной горкой.
– Mon ami, я не причиню вам вреда!
– Кто вы?
Для более содержательных вопросов у меня не хватало ума.
– Джульетта, – просто ответила матрёшка и поднялась. – А вы... Гость, я так понимаю.
– Гость?
Расспросить подробнее не успела. Как не успела пошутить и о том, не затаился ли в темноте Ромео с дубиной наперевес. Совсем неподалёку раздался треск и звериный рёв.
Горгульи! Чёрт побери, это не сон... Во сне не бывает так больно!
– Вы можете встать?
Джульетта-матрешка зашуршала ко мне, но я предупреждающе выставила ладонь и поднялась сама.
– Я не причиню... – завела девушка вновь, но я перебила.
Меня наконец осенило.
– Это вы меня так приложили? За что?!
– Я не хотела! – запричитала девица.
– Когда я не хочу, я не бью людей по головам, – проворчала я, но руку всё же опустила.
В темноте, изрешеченной тонкими полосками света из ставен, угадывались вьющиеся волосы и аккуратная шляпка, болтающаяся у девушки за спиной. Руки, которые она старательно заламывала, были пусты.
Может, и вправду не станет больше нападать эта сумасшедшая из восемнадцатого века? Если, конечно, у неё ещё пара конечностей в складках юбки не припрятана.
– Вы ворвались столь стремительно! Я так испугалась! Ваши волосы... Они такие пышные. Мне на мгновение почудилось, что вы не человек!
Джульетта смолкла, а я неловко пригласила кучерявые лохмы. И правда, грива у меня едва ли не львиная. Волосы ниже лопаток и рыжие, прямо как самый сумасшедший апельсин!
– Это ваше «показалось» меня едва жизни не лишило! – воскликнула, борясь с негодованием и болью в голове.
Но Джульетта вдруг затшикала, приложив руки ко рту.
– Горгульи... Тише, прошу! Вы нас выдадите!
Я смолкла, наблюдая, как девица в старинном платье, удивительно ловко лавируя средь навалов хламья, подобралась к окну.
Лачуга, оказалось, состояла из одной-единственной комнатушки. Но места в ней было бы предостаточно, если бы не ужасный беспорядок.
Я последовала за девушкой, но как на зло под ноги мне попадалось всё подряд.
Филигранно установленные друг на друга пирамиды из книг, фужеров, керамических ваз с засушенными цветами, клоунских башмаков и прочей невероятной всячины повалились с грохотом.
– Тише! – взмолилась Джульетта, оторвавшись от созерцания улицы через щёлочку меж ставнями. Волосы её в тонкой полоске света сверкнули золотом. – О, мой бог, я уже жалею, что впустила вас...