Арсений Михайлович, пробираясь между лужами, подошел к мотоциклисту. Через минуту парень умчался, а он спустился с дороги с доброй вестью — Виктор прислал записку: «Граждане, спокойствие! Подкрепление из Деева в пути. Подробности лично. Ваш В.».
И сразу все повернулось. Туча унеслась так же стремительно, как и налетела. Опять засияло солнце, и все вокруг засверкало. Правда, солнышко уже катилось вниз и не жгло, все скинули плащи, грелись в его нежарких лучах. Однако самым неожиданным и радостным было то, что Марина вдруг ожила. Тут-то уж Глаша и поставила настоящий «диагноз».
От сердца отлегло. И так легко дышалось после грозы, запахли травы и сырая земля.
Чтобы взбодриться, размяться, Алена с Олегом занялись фехтованием на воображаемых шпагах и не слышали, как возник спор между Джеком и Арсением Михайловичем. Они подошли, когда спорящих уже окружили Женя, Огнев, Зина и Глаша.
— О чем вы говорите? Что вы знаете? — горячился Арсений Михайлович. — Как можно забыть, что права непременно накладывают обязанности? Мне всю душу переворачивает, когда я вижу распущенность, пьянство, безнравственное, неуважительное отношение к людям, как в Верхней Поляне, или эти убийственные дороги. Так говорить, как вы… — Он посмотрел на Джека с нескрываемым осуждением. — Вы разве не отвечаете за каждое безобразное явление вместе со всеми?
— Отвечаю. Хулиганство, лень, пьянство, всю человеческую мерзость ощущаю как личную свою вину. А вот…
— Я не к вам обращаюсь, Саша, — прервал его Арсений Михайлович.
— Нет, дело не в том, — повторил Огнев. — Дело не во мне или в Яше. Но ведь каждое безобразие, и большое и мелкое, не только общая вина, а еще и чья-то персональная. То есть каждое безобразие имеет фамилию, имя и отчество.
«Саша — самый толковый на курсе», — подумала Алена.
— Да, но я не об этом, — мягко, однако и настойчиво ответил ему Арсений Михайлович. — Вот Яков Яковлевич считает, что и капитализм по-своему дает простор личной инициативе, следовательно, не мешает развитию личности. Так я вас понял? — обратился он к Джеку.
— Ну, не совсем так… — Джек, щурясь, глядел в сторону. — Начали-то с дорог…
После верхнеполянской ссоры он раздражал Алену каждым словом. «Вот ведь и не дурак, а беспринципный. И любой дрянью, если она «заграничная», способен восхищаться».
— Да, начали мы с вами с дорог. Я в этом районе, вы знаете, случайно, а постоянно я работаю в предгорной зоне… — Арсений Михайлович вдруг замолчал, всматриваясь в даль.
Все повернулись, проследив его взгляд, и увидели приближавшуюся машину.
— Виктор!
Это действительно был Виктор, взволнованный, но торжествующий. Кроме нового коренного листа, он привез посылку от заведующей столовой из Деева — большую картонную коробку бутербродов с сыром и еще теплыми котлетами и два термоса горячего кофе.
— Кормят там, граждане! — со сладким вздохом, прикрывая глаза, произнес он и пропел диковато: — «О, дайте, дайте мне свободу!» — я б только в деевской столовой кушал.
Разговор с Арсением Михайловичем, конечно, был прерван. Виктор «с переживаниями» рассказывал, как «в двух гаражах не оказалось коренного листа нужного размера и пришлось махнуть в Деево. Ну, там, конечно, народ мировецкий. Ждут».
Потом он с деевским шофером, проклиная грязь, ставил рессору, а голодная бригада уничтожала продовольственную «посылку». Кстати, Маринка от других не отставала.
Когда подъехали к переправе через речку, увидели, как по всему широкому, пологому спуску к парому в несколько рядов выстроились грузовики с лесом, машины, покрытые брезентами, среди них затерялось несколько вездеходов — «газиков», да на отлете, чтобы не придавили и не ободрали, словно нахохлились, зашлепанные грязью голубенький «Москвич» и бежевая «Победа». На обочине спуска человек пятнадцать водителей, стоя группой, курили, о чем-то разговаривали, смеялись.
— Это же «представление» часа на четыре! — Виктор указал на противоположный берег, где грузился паром и где было такое же скопление машин.
— Может, пропустят?.. — заикнулся было Женя.
— Держи карман… — Виктор выключил мотор.
Бригаде случалось «стоять в очереди» на паром, и они уже знали, что порядок соблюдается строго, и никому, кроме «скорой помощи», исключений не делают. Но до сих пор ожидание ничего не значило, а сегодня они и так опаздывали, и не куда-нибудь, а в легендарное Деево, и вот на тебе — очередища часа на четыре!
— Нас же ждут!
— И откуда столько транспорту набралось?
Виктор таинственно подмигнул, включил мотор, автобус, воровато прижимаясь к очереди машин, стал тихо спускаться.
— Ты что же делаешь? — спросил Арсений Михайлович.
Огнев взял Виктора за плечо:
— Подожди, стой!
— Э! Э! Э! — донеслось из группы шоферов. — Вали-ка назад!
— Умный нашелся!
— Тоже мне — «скорая медицинская»!
Виктор выключил мотор, но, не внимая ничьим уговорам, не тормозил, и автобус продолжал медленно ползти вниз.
— Ты что, глухой? Я те уши-то прочищу! — Один из водителей, ловко пробравшись между рядами машин, встал перед автобусом. — Стой, тебе по-русски сказано!