Весны гонцы. Книга 1

— Конечно, в Конституции этого не запишешь, но ведь человек имеет право на любовь. И как страшно, девочки, если нельзя любить, кого любишь! А любовь такая, через всю жизнь, как у Аксиньи…

— А у Натальи не через всю жизнь? — закричала Лиля. — Косой перерезать горло, а потом в сердце нацелить — это так просто? Да ведь и смерть её — почти самоубийство, — все более возбуждалась Лиля. — Ей никто, никто не нужен, — один Григорий, через всю жизнь — вот это любовь! А у Аксиньи — и Степан, и Листницкий…

— Сравниваешь! — возмущенно перебила Алёна. — Разве так жила Наталья? В семье росла, любимая дочка у отца, никто не обижал, у Мелеховых тоже любимая, как своя… Потом — дети. А у Аксиньи… Только били, унижали, уродовали, и никто не любил. Одна, одна, одна… Никого в целом свете — это же надо понять! — Алёна тоже не понимала, не могла объяснить, оправдать связь Аксиньи с Листницким и, защищаясь от нападок Лили, больше для самой себя искала причины этих непонятных отношений. — Ребёнок умер, Григорий на войне, да и вообще-то Григорий ненадёжный, и никого близкого, кругом одна!

— Объясни, объясни получше! — вдруг зло выкрикнула Лиля. — Я, дурочка, не знаю, не понимаю, не представляю, что это такое — одна. Да разве семья — это всегда близкие люди? Разве не бывает одиночества в семье? Это ведь ещё страшнее. Ну кому, кому я нужна? Кому Наталья дороже жизни? Скажи! — Огромные серые глаза налились слезами, Лиля резко отвернулась к окну.

«Не надо больше говорить», — подумала Алёна, а Глаша сказала примирительно:

— У вас всё преотлично выяснено, чего ещё? Этюды делать надо.

— У них этюды и получаются, — отозвалась Агния. — Они спорят, как Наталья с Аксиньей. Пообедаешь с нами? — обратилась она к Лиле. — У нас сосиски с картошкой и молочный кисель с черносливом. Ела когда-нибудь?

За обедом Лиля, рассеянно глядя в потолок, сказала с лёгкой усмешкой:

— Читаем о любви, ищем эту «большую» любовь, которая через всю жизнь… Вот будем играть. Ерунда какая. Обманывать наивных людей. Зачем? А ведь попросту две кошки из-за кота дерутся.

— Ты опять за своё? — рассердилась Глаша.

И начался обычный спор между Лилей и тремя подругами о том, есть ли на свете настоящая любовь.

Зимнюю сессию Лиля сдала на тройки.

— Лишь бы из института не выгнали, проползу как-нибудь и на троечках! — смеясь и дразня, говорила Лиля. — Не буду себе мозги засорять из-за стипендии, пусть государству останется.

Миша Березов как-то сказал:

— По-моему, у неё не все колесики вертятся — заедает!

Работать с Лилей было непросто. Иногда она легко схватывала и запоминала сложное, а иной раз простые вещи невозможно было вбить ей в голову. Женя и Олег относились к ней добродушно, случалось, обозлясь, называли её «паразитом на теле рабочего класса», «двойственной личностью», а Женя как-то стихами даже разразился:

То ли солнце, то ль луна,
То ль глупа, то ли умна?

Пробовали поручать ей записывать лекции, но она делала это неряшливо, неточно, с пропусками. Когда стали готовиться к экзаменам, заставляли её читать вслух, но очень скоро Лиля, точно не замечая знаков препинания, начинала произносить каждое слово отдельно, и было невозможно уловить, о чём речь. Когда читал кто-нибудь другой, её рассеянный взгляд витал где-то за тридевять земель.

— Лилька, очнись! — по очереди окликали её.

Она вздрагивала, виновато смеялась, а через несколько минут опять повторялось то же самое.

И на репетициях «Тихого Дона» Алёна тоже мучилась с ней. Иногда Лиля бывала сосредоточенна, тогда споры возникали только деловые, репетиция проходила в хорошем напряжении и приносила столько удовлетворения, что Алёна забывала начисто обо всех Лилиных грехах. В такие дни девушки не могли оторваться от работы. Наступало время освобождать аудиторию, и они долго ещё сидели в темном коридоре, на лестнице, ходили по улицам, продолжая жить в мире Аксиньи и Натальи, и, как влюблённые, не могли расстаться друг с другом. Но чаще Лиля приходила на репетицию с пустыми глазами, путала текст, капризничала, дразнила Алёну, и тогда лучше было вовсе не заниматься.

«Колхоз» от Лили долго не отступал. Успокаивая друг друга, девушки старались относиться к Лиле мягко, терпеливо, прощали ей много такого, чего никогда не простили бы друг другу. И все-таки в один прекрасный день терпение их лопнуло. Случилось это уже в конце весенней сессии, когда все устали и нервы были напряжены до крайности.

Зеленели деревья в парках и трава на газонах, отчаянно чирикали бесстрашные городские воробьи, а ночью так манили широкая набережная, прохлада с реки, колеблющиеся столбики отраженных в воде огней и нежные краски раннего рассвета. Беспокойная весна обострила все чувства. Будоражили воображение даже стишки, написанные на синей обложке тетради:

Я вновь вспоминаю прощанье с тобой,
Ушла… звук шагов замирающий…
Оставила мне только шарф голубой
На небе, в рассвете сверкающем…