Весны гонцы. Книга 2

— Я где-то читал… — выпалил Женя и закрыл глаза, напряженно вспоминая. — Вот: «Воспитание — это временное насилие, чтоб сделать человека свободным», — верно, Анна Григорьевна?

Соколова поморщилась:

— Претензия на афоризм. И хороший воспитатель все-таки редко прибегает к насилию.

— Но если б все любили, как Ромео и Джульетта!

Бедная Зиша все о своем — Валерий не Ромео.

Марина хихикнула:

— А если б они не умерли? Посмотреть бы на них через десять, даже пять лет.

Никто не ответил ей. Подарил Миша курсу добро! Пошлячка!

— Не всем дано любить, как шекспировские герои, даже понимать их.

— Но всем ведь хочется такой любви, Анна Григорьевна! — Это Глашуха вдруг с африканской страстью. Остыла к Валерию, на минутку влюбилась в Рудного и теперь томится пустотой. — Даже всяким кривлякам и скептикам, которые не верят, все равно… хочется!

Соколова вздохнула, прищурила один глаз.

— Можно создавать прекрасное не только на сцене. Идите, как в работе, от действия к чувству. Не позволяйте себе нечестных, грубых поступков и слов, невнимания. Глядишь — чувство не угаснет, а расцветет. И сохранится в нем до старости даже поэзия.

— Простите, Анна Григорьевна. — Володька изобразил грусть. — Мне кажется, это… простите, сентиментально.

Соколова пожала плечами.

— Сентиментальность всю жизнь была для меня врагом номер один. Сейчас с ней вровень становится арифметика вместо чувств, так называемая сдержанность, когда сдерживать нечего.

— Знаете, Володя, — глаза Рудного стали старыми и колючими, — частенько люди, лишенные вкуса, чтоб скрыть это, ужасно как презирают все яркое и необычное, говорят: «Безвкусица». А бедные чувством также на всякий случай, что недоступно, обзывают сентиментальностью. Непонятно?

— Бросьте его, Константин Палыч!

— Нет, не брошу, — отрезал Рудный. — Лев Квитко, удивительный поэт с очень суровой биографией, человек отнюдь не камерной жизни, писал своей уже немолодой жене:

Вместе мы, вместе
                            счет ведем годам,
Радуемся вместе
                            досугу и трудам,
Бродим по садам,
                            плоды срываем вместе
И горести одолеваем вместе!..
Вместе мы, вместе
                            идем в далекий путь.
Вместе мы, вместе
                            садимся отдохнуть.
Ночью где-нибудь
Приюта просим вместе.
Мы даже боли переносим вместе.
Едино, общно, слитно, цельно…
Но смерть войдет, не постучась, —
И к каждому из нас отдельно,
И в разный день, и в разный час,
И разомкнет сомкнувшиеся руки…
Любимая, я не хочу разлуки!

— Доходит или нет?

Ответили не сразу. Женя ударил кулаком по воздуху:

— Еще как!

«Едино, общно, слитно, цельно…» — повторила про себя Алена. «Даже страшно. Агния и Арпад?»

— О-ох!.. — простонала Глаша.

— Такая любовь, как все прекрасное, требует труда, — сказала Соколова.

Володя поерзал на стуле.

— Несовременно. Мы же под атомом ходим.

— И правда! — Коля испуганно вытаращился.

— Значит, если недолго — так жить по-свински? — крикнула Алена.

— Не все ли равно?

Миша спросил свирепо:

— А зачем ты умываешься, носишь размодные костюмы? Зачем болтаешься в институте, место зря занимаешь?

Володька ухмыльнулся:

— Мне нравится.

— Нравится вместо любви «пить из лужи или захватанного десятками губ стакана»? — загремел Сашка. — Пьянствовать до скотского состояния?

— А зачем всеми способами втираешься в наш театр? Клянешься быть образцово-показательным? Грозишься? — спросил Олег.

Володька нагло улыбался, противно выворачивалась губа.

— Нравится.

— Врете, — спокойно сказал Рудный. — Распущенность и лень прикрываете атомом. Но советую всерьез подумать: вдруг атомная не так уж скоро избавит вас от бремени жизни? Неприятно получится.

— Бросьте его, Константин Палыч! Анна Григорьевна, а как узнать: когда любовь, а когда — так просто?

— Рецепта нет, Глаша. Одно могу посоветовать: не спешите, сопротивляйтесь чувству. Считайте, что это еще не любовь.

Повскакали, зашумели:

— Как? Что? Зачем? Почему?

Соколова смеялась:

— Ну, не соглашайтесь! Не надо. Но разве нас не восхищает, не увлекает сильная любовь к нам? И разве свое ответное увлечение любовью мы никогда не принимаем за любовь?

— Больше свойственно женщинам, — вставил Рудный хитро.

— Согласна. Красота, талант, эффектность, как говорится, успех человека у окружающих очень привлекает наше тщеславие. И, представьте, тоже может показаться любовью. Кстати, чаще случается с мужской половиной.

Рудный поклонился:

— Забили гол.

— А когда блестящий талант и умница неукротимо полюбит нас — тут уж совсем трудно не потерять разум. Благодарность, уважение и просто влечение мы тоже принимаем за любовь. Да мало ли!..

Валерий, с улыбкой подозрительно равнодушной, спросил:

— Но если нет влечения?

— Так это и не то, о чем мы сейчас говорили. Не любовь.