Весны гонцы. Книга 2

Он здесь. Давно? Надолго? Как чудо! А если совсем? Может быть, они встретятся на улице?.. Редко теперь она ходит одна. Может быть, он уже видел ее из машины? Ну и что? Она не нужна ему. Ему не нужна и никому не нужна, самой себе не нужна…

— Девушка, мечтать можно без телефона, на вольном просторе, — сердито сказал мужчина, приоткрыв дверь будки.

— Я жду! — огрызнулась Алена. Заметила, что у нее мокрое лицо, крепче прижала трубку — в ухо втыкались писклявые гудочки, незаметно обтерла варежкой щеки. Потом сказала громко: — Спасибо. А когда она будет дома? Спасибо. — И вышла.

Она вглядывалась в прохожих, искала в вечерней толкучке улицы… Дура, он же сидит у себя в институте. Он здесь. «Я всегда тебе друг… Вспоминай обо мне, пожалуйста, весело». Позвонить ему завтра: «Как ты живешь, Глеб? Я часто думаю о тебе. Я соскучилась. Ты не хочешь видеть меня? Мы ведь друзья. А у меня полный завал с Дуней. Приходи на спектакль, я очень хочу…» Дура! Почему не сказала этого сейчас, сегодня? И завтра бы уже увидела его… Сашка? С ума сойдет. Нет, я все-таки могу… А Сашка?

Ей загородил дорогу высокий человек в драповом пальто, в серой каракулевой шапке.

— Олег! Напугал. Я не узнала. Такой роскошный дядя! Откуда это? — Говорила, чтоб не молчать, так же механически погладила мягкий лацкан пальто.

— Идешь — никого не видишь и вообще никого не видишь. Уже месяц хожу в этом. Папка подарил к рождению. Ты тогда не соизволила.

Алена не была на рождении Олега — сочинила грипп, чтобы не ссориться с Сашкой.

— Да, болела! Проводи до остановки. Ты куда?

Олег отвел глаза:

— Да тут… по маминому поручению… Недалеко.

Неужели появилась у него девушка? Ну и хорошо. Пора, взрослый, красивый — хорошо!

— А я — на кружок. Сегодня прогон двух актов. Ты невозможно похож стал на Александра Андреича. И вообще ужасно поумнел.

Олег молча поддержал ее у обледенелой выбоины тротуара. Давно ли было так легко с ним болтать, спорить, ссориться, через минуту начисто забывать о ссорах?.. Сейчас ни ссоры, ни близости. Алене стало одиноко до слез.

— Почему ты чужой?

— Я? Это ты на всех наплевала. Запуталась в семейном счастье… Вообще потеряла индивидуальность. Если я когда-нибудь женюсь и моя жена вот так облиняет… Где «буйство глаз и половодье чувств?» — Он взял ее за локоть. — Каждый человек в жизни и особенно в работе должен сохранять свой суверенитет и уважать чужой. Не согласна? — Олег заглянул в лицо, тряхнул ее руку.

До вчерашнего спектакля она бы яростно заспорила или прогнала бы его, не стала слушать. Сейчас ни сил, ни слов, в ушах — голос Глеба (он здесь!). Запуталась. Что? Запуталась в семейном счастье? Уткнулась в свое? Нет, только не разреветься!

— Я просто думаю о другом. В кружке прогон двух актов. Спасибо, что проводил.

Олег пожал плечами, чмокнул ее в лоб и стал подсаживать в автобус.

* * *

Разговор о «Снежной королеве» подошел к концу. Анна Григорьевна откинулась на спинку кресла. Саша еще что-то записывал в клеенчатую тетрадь. На верхнюю часть его лица падала тень абажура, рот и подбородок, ярко высвеченные, казались тяжелее и еще упрямее.

Умный, талантливый, хороший парень. А любовь ревнивая, жадная, деспотичная, как стихийное бедствие для обоих. Как сложился такой характер? С какой стороны подступиться к нему? Мучается, похудел, пожелтел, а как его повернуть?

— Я вас задерживаю? Я сейчас, Анна Григорьевна.

— Нет. Нам нужно еще поговорить о Лене.

У Саши дрогнули веки, он выпрямился, опустил взгляд, лицо застыло.

— Лена — актриса редкого дарования, редкой индивидуальности. На нас ответственность не только за близкого человека, а еще за большой талант.

Тревожно сверкнули «черные огни», и Саша опустил взгляд.

— Она впечатлительна до крайности, нежная, даже хрупкая. Это всё — черты таланта, и с ними надо считаться. Как бы мы с вами ни старались, легко она не проживет. А человеку так нужна радость!

Саша молчал, смотрел вниз, крутил в длинных пальцах «вечную ручку». Замершее лицо в тени абажура казалось спящим, только сон ему виделся неспокойный. Как он не понимает: самая гибкая пружина сжимается до поры, а уж выпрямится — тогда держись!..

— Вы, конечно, знаете: Алена из той категории людей, которые очень склонны себя уничтожать и особенно нуждаются в поддержке, в доверии. Если хотите, даже в восхищении окружающих.

Саша крутил ручку, по худым щекам метались желваки.

— Вы думаете, что и так слишком много вокруг нее фимиама и восторгов? Так ведь она же верит не кому-нибудь, а вам. Нельзя только требовать, Саша. Каждый нуждается в похвале, в доверии. Я очень себя виню в ее неудаче — проглядела, когда, как, отчего она потеряла уверенность. Надо ее успокоить. Лучше всего это можете сделать вы. — «Что он молчит, как немой, и не смотрит? Дикий характер». — Саша, я ведь не лекцию читаю. Не хотите разговаривать — скажите.

Он сжал рукой виски, прикрывая глаза.

— Не знаю, Анна Григорьевна. Не знаю, что вам… Не знаю. Раньше было… Сам не понимаю ничего. — Он крепче сжал виски, лоб вздулся поперечными складками.