Вёсны и осени господина Люя (Люйши чуньцю)

Царства Ци и Цзинь воевали. Некий солдат родом из Пинъэ, что в Ци, утратил на поле брани свою секиру, но захватил неприятельское копье. Возвращаясь в подавленном настроении, он обратился к встречному с вопросом: "Как думаешь, можно мне на побывку: я потерял секиру, но захватил копье?" "То — оружие, и это — оружие, — сказал прохожий. — Так что ты приобрел то же, что и потерял. Можешь двигаться домой". Воин побрел дальше, но на душе у него было по-прежнему скверно, и когда ему встретился дафу из Гаотана по имени Шу Усунь, он преградил дорогу его коню и спросил: "Сегодня в бою я потерял секиру, но захватил копье — можно мне в отпуск?" "Копье — не секира, а секира — не копье, — сказал ему Шу Усунь. — Как же ты смел подумать, что, потеряв одно, а добыв совсем другое, ты выполнил свой долг?" Солдат из Пинъэ глубоко вздохнул и вернулся в бой. Он храбро сражался, но отличиться больше не удалось, и он погиб. Узнав об этом, Шу Усунь сказал: "Как я слышал, благородный муж должен разделить участь того, кто пострадал по его вине". Стегнув коня, он ринулся в бой и также был убит.

Тот, кто отдает приказ многим, сам тоже не должен показывать [врагу] спину; кто приказывает стоять [до конца] рядом с правителем, также должен выполнять свой долг до смерти. И если, к примеру, он подумает, что умрет, не совершив ничего великого, то он узко мыслит.

Тот, кто мыслит узко, никогда не совершит [ничего] великого. Откуда, например, сейчас нам известно, что были такие, как этот неизвестный пешка из Пинъэ и Шу Усунь? Так что властителю, который хотел бы заполучить скромных исполнителей, нужно специально заниматься их поисками.

Во времена циского Чжуан-гуна жил некто по прозванию Бинь Бэйцзюй. Как-то раз во сне ему привиделся статный муж в шапке из белого шелка с красными завязками, зеленом платье, новых белых туфлях и с мечом в черных ножнах на боку. Подойдя, незнакомец грубо обругал его и плюнул в лицо. Тут он очнулся и понял, что это был всего лишь сон. Однако не мог уже уснуть и был весьма опечален На следующее утро он отправился к своему другу, все ему рассказал и пожаловался: "Смолоду ценил я мужество и, дожив до шестидесяти лет, ни разу ни от кого не потерпел оскорбления. Прошлой же ночью меня опозорили. Буду искать обидчика: найду — хорошо, не найду — останется только умереть". С того дня он стал каждое утро выходить в сопровождении своего друга на перекресток и весь день стоял там в ожидании обидчика. Прошло три дня, но того человека он так и не встретил и, вернувшись домой, покончил счеты с жизнью. Можем ли мы назвать его поведение правильным? Видимо, нет. Тем не менее сердце его не терпело позора, и это нужно бы поставить ему в заслугу.

ГЛАВА ВТОРАЯ Возвышение должного / Гао и

Взгляд княжича на собственное поведение таков: побудительной причиной к действию [может быть только] долг; а способ его исполнения должен содержать искренность в верности необходимости; и даже если люди несведущие назовут это поражением, это действие все же успешно; если же в действии нет искренности, а мотивом к нему не являются необходимость [долг], то хотя бы несведущие и сочли это действие успешным, оно — поражение. Так что в представлении княжича поражение или победа — не то, что под этим подразумевают люди несведущие.

За должным деянием закономерно следует должная награда, за должным преступлением — должная расплата. Если же награда не по заслуге, хотя бы ее и предлагали, следует отказался; и если расплата за дело, то, хотя бы и предлагали помилование, не следует делать для себя исключение [из закона]. Если с такой мерой подходить к делам государственным, будет выгода; если ее распространить на властителя, он будет удачлив в делах. Во внутреннем — нужно обращаться к собственному сердцу, и только если оно не противится — действовать.

Конфуций увиделся с циским Цзин-гуном, и тот предложил ему в кормление Линьцю, но Конфуций отказался и не принял [пожалования], а ученикам своим сказал об этом: "Как меня учили, цзюньцзы получает награду за должные заслуги. Я же ныне докладывал Цзин-гуну, но Цзин-гун не стал действовать сообразно моим советам, зато в благодарность за них предложил мне Линьцю. Разумеется, он совсем не понимает меня, Цю!" Он велел ученикам запрягать повозку, откланялся и отбыл. Конфуций — муж в холщовой одежде, служил в Лу в управе прокурором, а между тем и властителю десяти тысяч колесниц было с ним трудно сравниться в поведении, а советникам трех династий — в ясности мышления: поистине он не ошибался в вопросе о том, что принимать и что оставлять!