Лезвие врезалось в столб над левым ухом связанного человека. «Промазал, моча черепашья!» — произнес кто-то за спиной Серова, но он, схватив второй кинжал, резким движением послал его в воздух. Испанец глазом не успел моргнуть, как стальное острие уже торчало справа, прищемив темные волосы.
Брукс одобрительно хмыкнул и потянул из-за пояса нож:
— Умеешь, парень! Ну, теперь прикончи его… В глаз, в левый! Проткни ему мозги!
— Нет.
— Нет?
— Нет, сэр!
Лицо капитана побагровело.
— Любишь испанцев, выродок? — прошипел он.
— Только не тех, что палят в меня из пушек, — уточнил Серов.
— Тогда почему бы тебе его не зарезать?
— Я не убиваю беспомощных и безоружных, сэр. Нож в руке капитана сверкнул зловещим алым отблеском. Серов отодвинулся на шаг, стискивая рукоять шпаги. Как и намеченная жертва, он был сейчас бледен и, вероятно, испуган, но переломить себя не мог. Ему случалось убивать — и в том, и уже в этом мире тянулся за ним кровавый след, как за любым солдатом, который повинуется приказу и убивает врага. Убивает, чтобы защитить свою или чужую жизнь, и в том его отличие от киллера, от палача или грабителя. Ни к одной из этих категорий Серов не относился, и мысль о том, чтобы убить не ради мести, не по призыву долга, не в бою, а так, для развлечения, казалась ему дикой.
Тяжкое молчание повисло среди пиратских главарей. Густые брови Джозефа Брукса сошлись у переносицы, нож подрагивал в его руке. Росано с тоскливым видом уставился в землю, Пил презрительно усмехался, ван Мандер и Тегг переглянулись с недоумением. Потом бомбардир вытащил из-за пазухи пистолет, взвел курок и прицелился в лоб Серову.
— Упрямый сукин сын! Но мозги кому-то нужно вышибить… Что скажешь, Джо?
— Отставить, Сэмми, — негромко произнес Брукс и сунул нож за пояс. — Пока отставить. Клянусь Иисусом, с этим делом надо разобраться. А крысу… Крысу можешь продырявить.
Грохнул выстрел, и испанец обвис в веревках с пробитой головой.
— Хейнар, Олаф! — крикнул капитан. — Труп закопать, а этого… — Он окинул Серова хмурым взглядом, будто прикидывая, не поставить ли его на место испанца, потом пробурчал: — Этого пока не трогать. Пил, я велел последить за ним. И как он тебе?
Помощник холодно усмехнулся и пожал плечами:
— Двоих прикончил, хотя не слишком рвался в драку.
— Откуда у него клинок?
— Взят с боя у лейтенанта мушкетеров. Француз башку ему проломил. Законная добыча, сэр.
— И хорошая, сожри меня кайман! — добавил голландец-шкипер. — Отличная добыча! Потянет дукатов на сто пятьдесят.
Внезапно Садлер, пыхтевший над книгой, отшвырнул перо, грохнул кулаком по столу и вцепился в волосы левой рукой.
— Дукаты, чертовы дукаты! — выкрикнул он. — Серебра взяли на триста двенадцать английских фунтов с четвертью, а фунт у нас восемнадцать песо — это сколько же будет? Табак в реалах, четырнадцать тысяч двести, испанец сказал, сахара на шестьсот дукатов, а бобов какао — на девятьсот… — Схватив бутылку, казначей сделал несколько глотков и заорал снова: — Проклятые испанцы, псы помойные, блохастые гады! Проклятье на мою голову! Или в дукаты все пересчитывать, или в песо, или в реалы…[18]
Так мы на этой куче вонючего песка месяц просидим!Капитан хмыкнул и, успокоившись, забыв на время о Серове, стал чесать под мышкой. Затем сказал:
— Ты ведь знаешь, Томас, что мы с Теггом тебе не помощники, так что добычу оценишь, как всегда, с ван Мандером, а Пил и лекарь проверят. Они у нас джентльмены, всем наукам обучены.
— Не тем наукам, сэр, — пробурчал помощник, выдвинул шпагу на треть и с лязгом загнал ее обратно в ножны. — Но проверю! У настоящего джентльмена пенс между пальцев не проскочит! — Он бросил взгляд на сундучки с серебряными слитками. — Все правильно, триста двенадцать фунтов с четвертью, взвешивали утром с Садлером. А в песо это сколько будет? Сколько, Томас?
Казначей страдальчески сморщил лоб и задумался. Думал он долго, будто поднимая непомерную тяжесть, все три сундука, набитых серебром.
Фунт — восемнадцать песо, вспомнил Серов и подсказал:
— Пять тысяч шестьсот двадцать с половиной.
Вожаки пиратов в изумлении уставились на него. Секунду царила тишина, потом Садлер завопил: «Врешь, сучье вымя!» — и, выдрав из книги чистый лист, приступил к письменным вычислениям. Брызги чернил летели во все стороны, покрывали кляксами стол и камзол казначея, яростно скрипело перо, протыкая бумагу. Это продолжалось пять или шесть минут, пока Садлер не подвел итог. Снова отхлебнув из бутыли, он сообщил:
— Ты ошибся, французская задница — пять тысяч шестьсот шестнадцать песо.
— Верно, если триста двенадцать фунтов пересчитать, — заметил Серов. — Но есть еще четверть фунта, а это как раз четыре с половиной песо.
— Он прав, — подтвердил ван Мандер. — Парень хорошо считает, ловко. Пожалуй, большая редкость! Мир полон идиотов, и только немногие люди могут сложить два и два и получить четыре.