Вестероские приключения (СИ)

- Хорошо… Эта история началась в далекой стране, где вместо земли были большие барханы песка и солнце палило так, что убивало все цветы и растения …

- Это похоже на Дорн – Улыбнулась милашка Рейнис.

- Да, чем-то, похоже, но то королевство называлось иначе – эта страна звалась Татуин. Жил в этой стране маленький мальчик. Он был умный и сообразительный. Но был рабом. Это было в заливе работорговцев. Так вот. Однажды туда приплыл корабль, на борту которого находился один из самых сильных и мудрых рыцарей своего времени, рыцарь из ордена Джедай …

Стоит ли говорить, что когда я начала рассказывать эту историю, то тут же получила признание от обоих мальчишек. После окончания «первой части» повествования Эйгон поспешил к своим старшим товарищам из королевской гвардии, дабы поведать видимо про злобного Дарта Вейдора и световые мечи.

- А чем вы любите заниматься перед сном, Джон? – Спросила я. Благо окружающие дамы, как и водится в книжном клубе обсуждали услышанное.

- Я хотел перерисовать дракона из одной старой книги.

- Я бы с удовольствием на него посмотрела! Вы позволите? – Спросила я, протягивая ему руку.

- Если вы этого желаете, конечно, пойдемте, миледи …

Я взяла в ладонь его маленькую, но крепкую ручонку, и мы пошли смотреть дракона.

Джон был очень милым мальчиком, мечтательным, романтичным и как мне показалось абсолютно беззлобным. Он был очень привязан к старшему брату, который хоть и подтрунивал над ним порой, все-таки похоже, его любил. С Рейнис у них были дружеские отношения, девочка была доброй, и иначе видимо и быть не могло.

На сколько я поняла, Элия к сыну своего мужа от другой женщины была весьма благосклонна, никогда не позволяла себе выделять своих единокровных детей, чем либо, по крайней мере, прилюдно. Может быть это было обусловлено тем, что в Водных садах ее детства всегда было много детей, и о них заботились одинаково. А может быть она видела в этом свой долг.

Как я поняла, Рейгара какое-то время не было в Красном Замке, он уехал по делам, и мне с ним встречаться к счастью не приходилось. Джон охотно рассказывал мне про отца, и всегда с благоговением и почти обожествляющими интонациями. Со слов мальчика я поняла, что король уделяет ему много времени и не особо скупится в проявлениях чувств. Это как мне показалось на Таргариена было не похоже, мне казалось, что уж сына то он должен строить по полной программе, как говориться и в хвост и в гриву, но возможно странно он вел себя только со мной, а с детьми был весьма адекватным человеком.

В общем, мозг рисовал перед взором картины на столько милые, что пару раз я чувствовала, как глаза становятся влажными, но не более того.

Но все эти дни, с тех самых пор как я поймала на себе абсолютно ничего не значащий королевский взгляд, я прибывала в странном ощущении пришибленной эйфории, будто выпила литра три виски и заела их прозаком.

Я была рада, что нашла общий язык с Джоном, и, похоже, ему нравилась. И он мне нравился, хотя прежде я в себе особой любви к детям не замечала.

Я очень хотела понять какова у него жизнь, раз уж я была причастна к его появлению.

Несчастным он не выглядел, даже наоборот – этому я была рада.

Но этот мальчик никак не ассоциировался у меня с тем маленьким сморщенным орущим созданием в крови и смазке, которого я видела доли секунды, до того как очнулась в больнице.

Я полагала, что вот-вот на меня снизойдет материнский инстинкт, который меня с головой поглотит, но его не было. Было ощущение нежности и может быть дружбы. Он, бесспорно, был мне не безразличен, даже очень, но я все-таки не осознавала, что Джон каким-то не объяснимым образом и мой сын тоже.

Я начала думать, если я буду общаться с мальчиком как можно чаще что-то во мне изменится.

Джон сказал, что отец, выбирает ему наставника и пока это так я могла поводить с ним много времени в основном вечерами, не привлекая дополнительного внимания. Что тут такого, если фрейлина королевы, которая сказки рассказывает, время от времени гуляет с принцем, читает с ним книги и рисует.

К стати Джон рисовал очень хорошо, и как я поняла, научился этому сам. Мне было приятно показать ему некоторые приемы, которые надеюсь, в скором времени помогут ему выйти за грани плоского рисунка в классическом средневековом стиле: как создавать светотень, объем и перспективу.

Однажды вечером, мы с Джоном бродили по вечернему саду, его охрана уныло шла где-то позади. И я, пользуясь наглядностью, рассказывала ему о том, что звезды на небе вообще-то вовсе не точки, а большие такие солнца. Но он, похоже, воспринимал это как мою очередную сказку.

Еще больше его в этом утвердили россказни нескольких мужчин у фонтана. Один придворный вещал двум другим более вольный пересказ одной из моих историй:

- И сир Джонс, пробравшись через кусты, увидел на поляне древний алтарь, на котором лежал человек, а темнокожий жрец склонился над ним, и приговаривая страшные заклинания: – Галима, галима … Вырвал у свое жертвы сердце при помощи только одних пальцев, и сделал это так быстро, что оно продолжало биться в его окровавленных руках …