Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия

- Так вот, - с любопытством заметил старик, - раз вы бывали в нашей стране, не находите ли вы, отбросив всякие теории, что она очень изменилась к худшему?

- Нисколько, - ответил я, - я нашел ее очень изменившейся к лучшему.

- Боюсь, что вы предубеждены в пользу той или иной теории, - сказал он. Конечно, время, когда вы были здесь, настолько близко к нашим дням, что ухудшение не могло стать таким уж явным, ибо мы и тогда жили в основном при тех же условиях, что и теперь. Я имел в виду более раннюю эпоху.

- Одним словом, - заметила Клара, - это у вас возникла какая-то теория о произошедших переменах.

- У меня есть и факты, - продолжал упорствовать старик, - посмотрите сюда: с холма вы можете увидеть четыре маленьких коттеджа. А вот я наверняка знаю, что в старые времена, даже летом, когда мешала густая листва, вы могли разглядеть с того же места шесть больших и красивых домов. А выше по реке сады сменялись садами до самого Виндзора, и во всех этих садах были прекрасные виллы. Да, Англия кое-что значила в то время!

Тут меня наконец прорвало.

- Что следует из ваших слов? - воскликнул я. - Что вы уничтожили у себя обывательщину, прогнали проклятых холуев и теперь удобно и счастливо может жить каждый из вас, а не одни только отъявленные воры, которые всегда были столпами разврата и пошлости. Что же касается этой прелестной реки, то они подрывали, так сказать, ее духовную красоту и уничтожили бы ее физически, если бы не были выброшены вон!

После моего выпада наступило молчание. Но я, право, не мог удержаться от этих горячих слов, вспоминая, как сам в прежнее время на этих же берегах Темзы страдал от обывательской пошлости и всего, что ее порождало. Наконец старик заговорил совершенно спокойно:

- Мой дорогой гость, я решительно не понимаю, что вы хотите, собственно, выразить такими словами, как "обывательщина", "холуи" и "отъявленные воры", и как это возможно, чтобы лишь немногие люди могли жить безбедно и счастливо в богатой стране. Я вижу одно: что вы рассержены и виноват, кажется, я. Поэтому, с вашего разрешения, переменим предмет разговора!

Я нашел, что это было гостеприимно и любезно с его стороны, особенно если принять во внимание, как он цеплялся за свои предвзятые взгляды, и поспешил сказать, что нисколько не сержусь, а лишь принял слишком близко к сердцу наш спор. Он спокойно поклонился, и я подумал, что бурю пронесло, как вдруг вмешалась Эллен:

- Дедушка, наш гость сдерживает себя из вежливости, но то, что он хотел сказать тебе, должно быть сказано. А так как я хорошо знаю, в чем дело, я скажу это за него. Ты знаешь, меня учили всему этому люди, которые...

- Да, - прервал ее старик, - мудрец из Блумсбери и другие.

- О, так вы знаете моего родственника, старого Хаммонда? - воскликнул Дик.

- Да, - сказала Эллен, - он и "другие", как говорит мой дед, научили меня многому, и вот суть их взглядов: мы живем теперь в маленьком доме, но не потому, что не можем делать ничего лучшего, как только работать в поле, а потому,

что это нам нравится. Если бы мы пожелали, мы могли бы жить в большом доме среди добрых друзей.

- Да, как раз! - заворчал старик. - Как будто я захочу жить среди этих самодовольных субъектов, которые смотрят на меня сверху вниз.

Эллен ласково ему улыбнулась, но продолжала, будто он ничего и не говорил:

- В то время, когда здесь стояло много больших домов, о которых упоминал мой дед, нам все равно пришлось бы жить в деревенском домике, хотели бы мы этого или нет. В нашем домике не было бы ничего, что нам нужно, не то что теперь, - он был бы голый и пустой. Нам не хватало бы еды; наша одежда была бы безобразна на вид, грязна и холодна. Ты, дедушка, вот уже несколько лет не исполняешь тяжелой работы, а только гуляешь да читаешь свои книжки и ни о чем не беспокоишься. А что касается меня, я работаю много, потому что мне это нравится. Я считаю, что труд мне полезен: он развивает мускулы и делает меня красивее, здоровее и счастливее. А в прежние времена тебе, дедушка, пришлось бы тяжко работать и на старости лет, и ты всегда боялся бы, что тебя запрут в дом - подобие тюрьмы, вместе с другими стариками, полуголодными и лишенными всех радостей жизни. А я: мне двадцать лет, но моя молодость уже прошла бы и скоро я стала бы худой, изможденной, замученной заботами и несчастьями. Никто не мог бы даже догадаться, что я когда-то была красивой девушкой. Не об этом ли вы думали, гость?

Она говорила со слезами на глазах, думая о прошлых несчастьях простых людей, подобных ей самой.

- Да, - сказал я, растроганно,- об этом и о многом

другом. В моей стране я часто видел эту злосчастную перемену, когда красивая деревенская девушка превращалась в жалкую, неряшливую женщину.

Старик сидел некоторое время молча, но затем опять произнес свою излюбленную фразу:

- Итак, вам все здешнее нравится, не правда ли?

- Мне нравится, - сказала Эллен. - Я предпочитаю жизнь смерти!