Вести о Япан-острове в стародавней России и другое

Именно эта волна интереса России к внешнему миру и необходимости соотнести с ним себя, определив в сравнении с другими собственное «национальное начало», и вызвала к жизни первые сведения о Японии в круге русской книжности. Перейдем теперь конкретно к четырем ранним произведениям русской старописьменной культуры, сообщающим эти сведения.

Начнем с японского раздела из рукописного текста, именуемого «Космография 1670», церковнославянский текст которого был воспроизведен Обществом любителей древней письменности в 80-х гг. позапрошлого века в Санкт-Петербурге. Япония в этой «Космографии» занимает 70-ю главу и помещена в разделе Азии.

Рукопись «написана бысть», как явствует из колофона, «в лето 7178-е» (1670 г.) и представляет собой один из нескольких существующих списков. Холмогорский — наиболее полный список так называемой 76-главной «Космографии» — был написан на бумаге в четвертую долю на 258 листах скорописью XVII в.

Текст этой обширной книги представляет собой компилятивный перевод с разных европейских языков, дополненный теоретическими и богословскими рассуждениями от православного составителя. Как и другие космографии XVII в., этот текст основан главным образом на атласах Г. Меркатора XVI в.[18] и А. Ортелиуса, на также на разных переводных списках «Путешествий» Марко Поло и «Хрониках» польского историка М. Бельского (1495–1575), первый перевод которых на русский язык появился еще в XVI в., вскоре после создания «Хроник» в 1550–1551 гг.

Стоит, вероятно, сказать здесь же, что переводной характер многих частей этой «Космографии» и других рассматриваемых сочинений вовсе не означает второстепенности этих текстов в российской истории. Переводы как таковые во многих (если не во всех случаях) занимают в культуре место не менее значимое, чем оригинальные произведения; не вызывает сомнений также, что само понятие границы между оригиналом и переводом отнюдь не так очевидно, каким оно предстает в отдельные эпохи жанровой стабильности литературы. Становление практически любой письменной литературы связано с переводом, о том же применительно к России пишет, например, А.И. Соболевский: «Переводная литература в древней Руси имела гораздо большее значение, чем оригинальная. Она была гораздо богаче оригинальной. <…> Первые [имеются в виду переводы. — Л.Е.], служившие образцами для вторых [оригинальных произведений. — Л.Е.], образцами часто недосягаемыми по своей внешней стройности и внутренней силе, гораздо больше читались, чем вторые, и оказывали сильное влияние на народную фантазию. <…> Новые эпохи в истории древнерусской литературы составлялись также переводами; иначе говоря, культурные движения в Московской Руси находили себе выражение не в оригинальных произведениях, а в подборе переводов»[19].

То же самое можно сказать и об исследуемых космографиях и труде Спафария. Как сказано, например, в историческом исследовании, предпосланном публикации церковнославянского текста, «76-главная Космография является попыткой русского писателя половины XVII в. соединить в одном сжатом и полном тексте все лучшие и интереснейшие географические сведения, содержавшиеся в тех византийско-русских, латинско-польских и непосредственно западных источниках, которые были в его время наиболее распространены в России и из которых русские читатели допетровской эпохи черпали познания о космографических и географических вопросах. Попытка эта вполне удалась и тем более заслуживает внимания, что, несмотря на разнообразие составных ее частей, весь этот труд сохраняет строго-православный и русский характер, делавший его сродным и доступным каждому современнику и соотечественнику его составителя»[20].

Говоря о «русском» и «строго-православном» характере этого труда, публикатор XIX в., собственно, имеет в виду то обстоятельство, что в данном списке «Космографии» помимо сочетания переводов разных авторов имеются также фрагменты, основанные на гражданских российских текстах того времени (касающиеся России, например). И, что еще более важно, в списке имеются оригинальные части, написанные составителем/переводчиком — таковы, в частности, «Предисловие книги сей космографии» и заключительное «Слово завершительное книги географии. В ней воспоминание о разрушении царств…», рисующие общий тип мировоззрения составителя, своего рода философию истории, что отразилось и в главе, посвященной Японии.

Сочетание таких оригинальных частей с переводами западных источников, пожалуй, представляет собой яркую иллюстрацию той «встречи» западного и византийско-русского начала, с которой мы начали данную работу. Как предполагает публикатор XIX в., эти византийско-русские по духу части, т. е. первая и заключительная главы «Космографии 1670», представляют собой отдельный космологический текст, относящийся к более раннему периоду, например началу XVII в., и лишь потом сочлененный с переводом.