Вести приходят издалека

— Ты уверен? — настаивала Маша.

— Господи, ну, тебе-то какая разница?

— И все же…

— Да! — сдался Остап. — Я сам выезжал на место преступления. Кстати, он сам вызвал милицию. Сначала приехала местная дежурная группа, а потом нас вызвали.

— Почему вас вызвали?

— Дочка она какого-то политика. Но это все неважно.

— Ты говорил, что он ничего не помнит. Может, его подставили?

— Он не помнит, как убивал. Говорит, накурился для храбрости. Но вину свою не просто не отрицает, а как-то особенно радостно дает признательные показания. Все спрашивает, сколько ему дадут. Что предъявляют, со всем соглашается. На него сейчас можно все нераскрытые убийства Москвы повесить, с дорогой душой согласится. Прямо кино «Хочу в тюрьму». Так что мамаша его зря старается.

— Очень странно, — пробормотала Маша.

— Странно-странно, — согласился Остап. — Давай оставим его в покое и поедем к Бобровой, у нее сегодня дежурство, я с ней договорился.

44

Марина Боброва попала в следователи случайно. Она никогда не мечтала работать в милиции, ее больше привлекало гражданское право, спокойное и, как теперь выяснилось, гораздо более доходное. Но — потянулась за любимым мальчиком. Он был такая лапочка!

Закончив институт с красным дипломом, она потащилась за ним в Бескудниковский районный отдел, куда его распределили. Только мальчик чуть-чуть поработал здесь опером, а потом ушел в коммерческую структуру начальником охраны, тогда вся эта коммерция только начиналась, все было так интересно и перспективно. Немного еще повстречался он с Мариной, а потом взял да и женился на дочке своего шефа.

А Марина так и осталась следователем. Хорошо ли, худо ли, а вот досиделась уже до майорских погон. Но ощущение случайности так и не прошло, все эти годы она чувствовала себя совершенно не на своем месте, все собиралась изменить свою судьбу, откладывая на потом начало настоящей жизни. А теперь вот и сорок лет скоро. Что теперь менять? В таком возрасте жизнь не начинают. И Марина смирилась, только в глазах ее навсегда поселилось боязливое удивление, словно вот сейчас она спросит себя: что это я здесь делаю?

Машу Рокотову Боброва вспомнила с огромным трудом. И тот эпизод с женщиной-самоубийцей как-то стерся из ее памяти. Да, было что-то такое в ее дежурство. Только, к счастью, дела из этого не получилось. Одинокая женщина, потерявшая когда-то ребенка, имевшая неприятности на работе… Следов пребывания посторонних нет, записка для соседки…

И вот явилась эта Рокотова и ставит все с ног на голову. Да еще спрашивает, как можно было не увидеть все эти очевидные нестыковки. А вот так и можно было: пятый выезд за дежурство, мозги уже набекрень!

В принципе, она права, эта Рокотова. И йогурт на окошке был, и про отъезд не проверили, и соседку толком не опросили. Но уж очень не хотелось навешивать лишнее дело на свою шею.

— Хорошо, — согласилась Марина без всякого энтузиазма, — сами будете писать или мне с ваших слов?

— Марина Андреевна, — сказала Маша, — я, конечно, все сама напишу, только я ведь не столько для того пришла, чтобы об этом убийстве говорить, сколько совет получить о деле, гораздо более серьезном.

— Я вас не понимаю, — сразу испугалась Марина.

— Только не говорите сразу, что все это бред. Поверьте, сначала я тоже так считала. Теперь я абсолютно уверена, что все — правда.

— Да о чем вы?

— Я знаю, кто убил Григорьеву, только дела из этого все же не получится. Убийца умер.

Марина немного расслабилась, может, еще и отстанет от нее эта журналистка.

— Я правильно поняла? — спросила она Машу. — Он убил вашу подругу, а сам с тех пор уже умер?

— Нет, он умер еще до убийства.

— Как это, до?

— Вот так. Марина Андреевна, вы, пожалуйста, выслушайте все по порядку, а потом будем думать, что с этим делать.

Когда Марина Боброва выслушала все и по порядку, где-то в глубине ее души поднял голову давно задушенный крохотный червячок ее былых амбиций.

— Что? — зашептал червячок теплым вкрадчивым голосочком. — И снова упустишь свой шанс? Конечно, если тебе больше нравятся пьяные бытовухи и обкуренные подростки, ворующие у поздних прохожих мобильники, если ты уже привыкла к тому, что начальство валит именно на тебя всю эту тягомотину, если так, то и Бога ради. Молчу.

Марина еще не очень понимала, при чем тут шанс. Что можно высосать из этой истории? На первый взгляд ничего. А не на первый? А если подумать? Если допустить, что все это правда? Если проверить? Ведь можно для начала не высовываться перед начальством. Выяснить имена бывших пациентов. Если они живы, то все это чушь. А если нет?

— Мария Владимировна, поймите меня правильно, я не могу пойти к начальству со всем, что вы мне рассказали, и потребовать возбудить дело. Я не знаю, от чего оттолкнуться.

— От убийства Григорьевой.

Боброва кивнула:

— Это верно, но хотелось бы иметь какие-то более веские доказательства.

— Я понимаю, — сказала Маша, — да я, собственно, и не настаиваю на возбуждении дела, просто хочу, чтобы мои показания остались у вас в письменном виде.

— Зачем? — привычно насторожилась Боброва.