– Ну. Но и не я один. Парни тоже хотят. Самые ему близкие. Валечка, Кравчук, Олежка Николаев, Кирюха, Лёха Иванов да Игорёк Артемьев.
Посидеть хотим в кафушке. В «Колосе». Под обычный закусь столовский и двенадцатый портвейн.
Он набрал номер и быстро дозвонился. Дутов не стал слушать. Вышел.
– Тебе когда на работу выходить, Ильич? – Чалый откашлялся. – А то мы с пацанами хотели подъехать и гульнуть последнюю отвальную в «Колосе». Как ты?
– Послезавтра приезжайте к обеду, к часу, прямо в кафе. – Обрадовался Данилкин.
– Если чего помочь надо, так скажи. Нас аж семь лбов будет. Может принести чего или в хате доделать. Мы только рады, – сказал Чалый для приличия.
– Тут всё без вас вылизали. Всё есть. Я же заворготделом. Четвертый человек в обкоме после трёх секретарей. Давайте! Жду! – Данилкин повесил трубку. Дутов с Чалым хватанули ещё по стаканчику ликёра, попрощались и Серёга поехал домой по расквашенной октябрьской глинистой дороге, периодически разворачиваясь поперек дороги и съезжая в кювет.
***
Через день Чалый сел за руль «ГАЗ- 51» с фанерной будочкой над кузовом, натолкал под крышу почти трезвых шестерых мужиков, любимцев Данилкина, а через два часа они уже заказывали у толстой официантки в пятнистом белом переднике всё, что можно было съесть и выпить в восемь тренированных глоток. Ровно в час пришел Данилкин. Обнял каждого, прижал к себе крепко. И стали они пить да закусывать, поздравляя Григория Ильича с большим повышением. Старое вспоминали. Хорошее и не очень. Ну и, конечно, поднимали тосты за то, что и любовь обоюдная не иссякнет со временем, и что дружба крепнуть будет, несмотря на расстояние и высокий чин близкого человека. Долго сидели. Никто на них внимания не обращал. Людей в кафе к вечеру набилось – свободных мест не хватало. «Колос» был идеальным местом для спонтанных вечеринок и встреч с друзьями. Пиво, вино, водка, рыба копченая и автомат, в который было заложено десятка два пластинок. Автомат сам переставлял иглу на следующий винил и радовал гостей хорошими советскими песнями. В общем, хорошо сидели. Всем было тепло и уютно от старой общности и все старались не думать, что вряд ли такие встречи будут когда-нибудь.
Играла музыка, шумели о своём студенты пединститута и кооперативного техникума, которые давно оккупировали кафе под вечернее пристанище, где и потанцевать, и дешевого портвейна попить вдосталь, да дёшево поесть и приятно было. Весело и свободно.
От соседнего столика отвалились четверо длинных, хорошо поддатых и вобужденных портвешком студентов. Они забрали со спинок стульев свои спортивные сумки, с которыми вместо портфелей ходили даже школьники. Мода такая была. Трое из парней уже пошли к дверям, а один что-то собирал со стола. Бумаги какие-то, блокноты.
– Эй, Димыч, ты свою тетрадь забыл. И портфель под стулом, – крикнул он.
Димыч в шуме общем не услышал, видимо.И тогда парнишка взял со стола недоеденную корочку хлеба и метнул её прямо в затылок Димычу.
– Порфель, говорю, забери! – крикнул парнишка.– И тетрадь.
– Тебя как зовут, орел? – Поднялся огромный Серёга и взял студента за руку так, что лицо паренька слегка перекосилось от резкой боли.
– Валера, – ответил он, когда Чалый ослабил хватку.
– Ты, Валера, сейчас иди туда, куда хлеб кинул. Обратно принеси. На стол положи. Уборщицы потом огрызки соберут и на свиноферму в Затоболовку отправят. Хлеб, он для еды. Нам, потом животным остатки. Но для еды. Это не булыжник. Кидать его не надо. Хлеб – очень дорогая штука, которую страна продаёт вам за копейки. Вон туда глянь. На стену. Видишь плакат?
– Ну, вижу. И что? – удивился Валера, глядя на плакат, которого просто никогда не замечал. Он пошел, принес корочку и аккуратно уложил её в центр стола.
– Теперь вслух читай и запоминай – что читаешь, – Серёга протянул руку к плакату.
– «Хлеба к обеду в меру бери, хлеб – драгоценность, им не сори», – медленно, по слогам зачитал Валера.
– Ты согласен, что хлеб – драгоценность? – Чалый глядел на парня так, что он сник и съёжился.
-А вы кто? В пекарне работаете? На хлебозаводе? – тихо спросил студент.
– Я его папа и мама, хлебушка. Я его вот с этими парнями рожаю в муках на целине. Колосья хлебные, пшеничные видел хоть раз?
– Не привелось пока, – Валера смотрел на плакат.– Как я его раньше не видел?
-Ладно, иди.– Чалый легко подтолкнул его к выходу. Сел. Задумался.
– А ведь точно ты сказал, – удивился Валечка Савостьянов. – Каждый из нас и все вместе мы – папы и мамы урожая.
– И, блин, дети его, как ни странно,– добавил Данилкин.
И сидели они в кафе за дорогими сердцу разговорами до самого закрытия.
И никто, конечно, знать не знал, как сложится дальше их личная и общая целинная судьба. А Данилкину про это уже и думать не стоило.
Эпилог.
***
Всё, что написано – было в действительности. Я только названия сёл поменял и фамилии людей.
Сейчас другая целина. Цивилизованная, облагороженная, напичканная новейшей техникой и хорошо обученными спецами. И жить им на целине легче. Трудно, но легче, чем тем, кто был первым. Кто начинал усмирять своенравную степную землю.