Вестминстерское аббатство

К концу XVIII века аббатство как Вальгалла полностью сформировалось. «От завтрашнего дня зависит, — кажется, сказал Нельсон накануне битвы на Ниле, — получу я титул пэра, или могилу в Вестминстерском аббатстве». Нельсон как будто отрицал аббатство собственной славой. Наполеоновские войны создали повышенный спрос на массивные мраморные памятники военным, и они могли быть размещены только в соборе Святого Павла. Как заметил Вордсворт в своем сонете, восхваляющем и аббатство, и прежде всего Святого Павла, он «полон воспоминаниями, насыщающими его благодаря величию англичан, умерших и в нем упокоившихся».

Изображение собора Святого Павла как хранилища, заполненного до предела телами великих умерших, хотя и не очень позитивно, но в целом правильно. Не в последний раз Вестминстерское аббатство оказалось в проигрыше из-за своего слишком большого успеха, и именно с того времени собор Святого Павла стал «филиалом» Вальгаллы, местом захоронения высших военных чинов, и, что гораздо более случайно и неожиданно, художников. Здесь похоронен Джошуа Рейнольдс и его преемник на посту президента Королевской академии Бенджамин Уэст. В 1851 году здесь же состоялись пышные похороны Уильяма Тернера. Фредерик Лейтон, Джон Миллее и Джон Сингер Сарджент лежат здесь вместе с другими. Тем не менее, самым популярным из похороненных в аббатстве художников был Готфрид Кнеллер, которому не удалось подняться выше подножия Парнаса.

Лет за двадцать до славной смерти Нельсона в Трафальгарской битве смерть Сэмюела Джонсона поставила его почитателей перед дилеммой. На смертном одре поэт спросил у одного из своих душеприказчиков, где его похоронят и, по словам Босуэлла, «получив ответ: “в Вестминстерском аббатстве, конечно”, — казалось, почувствовал удовлетворение, очень естественное для поэта». Сэмюел Джонсон покоится в южном трансепте, неподалеку от своего друга Гаррика, и над его могилой находится эпитафия, будто взятая с могилы Голдсмита, — лишь имя и даты рождения и смерти иные, — но хотя бы, как и желал ученый доктор, на латыни.

Друзья Джонсона немедленно начали собирать деньги на памятник, но некоторые из них задумались: а не будет ли собор Святого Павла лучшим местом? Одним из тех, кто поддержал этот план, был Рейнольдс — отчасти потому, что в аббатстве очень тесно, отчасти потому, что уговаривали друзей Джонсона настоятель и собрание каноников собора Святого Павла. Обширные пространства собора Святого Павла создавали торжественный настрой, что не являлось заслугой скульптора. Итак, изваянный Джоном Бэконом мраморный Джонсон, больший по размеру, чем в реальной жизни, и одетый во что-то, напоминающее древнеримскую тогу, сейчас стоит как один из четырех благодетелей английского народа. С голыми руками и ногами, хмурым взглядом и в непонятном одеянии, он больше всего похож на человека, выскочившего из ванной комнаты, чтобы ответить на телефонный звонок того, кто ошибся номером.

* * *

В XVIII веке аббатство было переделано, особенно неф, добавилось и хаоса и противоречий. В стороне от неоклассической свалки, под северо-западной башней находится неф с галереей барочных скульптур и загроможденными мрамором боковыми нефами, он вздымается, как живой, в путах стен и аркад под прицелом верхних оконных ниш. Эту барочную скульптурную галерею часто игнорируют, считая, что она умаляет чистоту средневекового проекта аббатства, и, как кажется некоторым, не слишком соответствует готической структуре. Посетивший Лондон в 1862 году Ипполит Тэн с презрением отнесся к большинству памятников города, но для аббатства сделал исключение и даже считал, что надгробия разнообразят его атмосферу (отметим: Тэн делал различие между барочными и неоклассическими скульптурами):

Превосходный неф, восхитительная готическая архитектура — единственный стиль, который подходит к климату; многообразие форм, изобилие прекрасных скульптур — все это создано, чтобы заполнить мрачную атмосферу и обширную бесформенность темного интерьера. Я провел здесь некоторое время, разглядывая памятники мертвым, огромное число изящных скульптур XVIII века, и другие, нынешнего времени — холодные и скучные.

Несколькими годами раньше Готорн согласился, что некоторые памятники в нефе слишком смелые, словно созданные для смены настроения: