Вестник

– Ну это… Вот ведь… не помню.

Она растерянно оглянулась вокруг.

– Ну, кто–то точно говорил. Ничего себе прикол, старею, наверно.

Вперив взгляд в ювелирный завод, она изменилась в лице:

– Мамочка родная! Мне квартала два топать. Всё, давай бегом, завтра договорим.

Они вместе быстрым шагом дошли до Якорной и там попрощались, Таня поспешила по проспекту Энергетиков, а Алиса свернула к дому. До Среднеохтинского проспекта было ещё шагать и шагать. Алиса редко ходила через промзону, лишь, когда уж совсем прижимало. Домой она успела до прихода матери.

Положив на место кольцо и переодевшись, девочка зашла на кухню. На столе лежал вишнёвый пирог с затейливой цифрой 13 из теста. «Мой любимый!» И она мечтательно причмокнула губами. Мамка вместо обеда неслась домой, чтобы приготовить это чудо для своего чада, а дочка чуть «подарок» не преподнесла. И, мысленно обругав себя всеми словами, которые вспомнила, Алиса поклялась больше не прикасаться к кольцу. Но немного погодя подумала, что если мама сама даст, то она, конечно, не будет против этого.

Затем девочка пошла в комнату, взобралась с ногами на кресло, и блаженно вздохнула:

– Как дома хорошо!

Положив голову на подлокотник, она вскоре задремала.

Сон слетел от скрежета ключа в двери, потянувшись, она вышла из комнаты.

– Мамочка, я уже дома, пирог видела – красота… Чайник сейчас поставлю, квитанции и какое–то письмо я тебе на стол положила. – Взяв мамину сумку, она понесла её на кухню. – Как ты такую тяжесть таскаешь?

И, гремя дверками, стала распихивать продукты в холодильник и по шкафчикам. Не дождавшись, матери, Алиса заглянула в комнату. Она стояла возле стола с письмом.

– Мам, чего там?

– В понедельник надо отнести твоё свидетельство о рождении и вписать имя отца – разрешение с его работы пришло. – И она заплакала.

Эта несправедливость давно не давала Алисе покоя. У всех есть папа, у неё тоже есть, но говорить об этом нельзя, и во всех бумагах в графе «отец» стоит прочерк. Хотя мать успокаивала, что на работе папы в личном деле имеются все документы, но оно засекречено, и когда всё прояснится – неизвестно. То, что отец был военным, Алиса знала, но то, что он служил капитаном подразделения «А», что посмертно ему присвоили звание майора и наградили орденом Красного Знамени за операцию по освобождению похищенных в Мазари–Шарифе иностранных специалистов, девочка узнала только на похоронах. Правда, в самой операции он не участвовал. Как рассказывал дядя Олег, друг отца, их группа блокировала прорыв бандитов в сторону Пакистана. Ни один из шестнадцати захваченных специалистов не должен был попасть к американцам. Согласно официальной версии, они строили в Афганистане элеватор, а чем занимались на самом деле – тайна. Четверо из восьми человек группы погибло, но никто из банды уйти не сумел.

Отец служил в Москве, в Ленинграде бывал только в отпуске и редких командировках. В 1982 году, после смерти Брежнева, в силовых структурах начались перестановки, и дядя Олег перетащил друга к себе на Литейный. Так двадцать седьмого декабря отец перебрался в Ленинград на постоянку. В новогоднюю ночь преподнёс маме колечко, и они, словно дети, держась за руки, строили планы на будущее. Как сыграют наконец свадьбу, и чтобы было всё как у людей, и отправятся в отпуск, в свадебное путешествие… а седьмого января отца вызвали в Москву…

За время похорон мать не проронила ни одной слезинки. Она только всё пыталась приподнять закрытый цинковый гроб и повторяла, что, пока не увидит отца, не поверит в его смерть. Дядя Олег с женой Эльвирой Корнеевной увезли маму домой. Два дня она лежала на кровати с открытыми глазами, без слов смотря в потолок. И молчание это было страшным. Алиса ухаживала за ней, пыталась покормить с ложечки и уже совсем выбилась из сил, когда пришёл дядя Олег. Начав говорить со Светланой, он понял, что та его не слушает, и выставил Алису из помещения, закрыв за ней дверь. Через час девочка заглянула в комнату. Мама сидела перед зеркалом, а дядя Олег расчёсывал ей волосы, что–то говоря.

А потом пришла Эльвира Корнеевна и ураганом пронеслась по квартире. Но после этого «стихийного бедствия» всё блестело и благоухало. Как она умудрялась быть одновременно везде: греметь на кухне посудой, намывать ванную, обвиняя водоканал и жил контору в жёсткости воды, от которой страдает нежная сантехника, пылесосить комнату и высыпать целый ворох информации о ценах, постановлениях Политбюро, разные сплетни и рецепты новых салатов?! Помахивая полотенцем, Эльвира Корнеевна последний раз окинула квартиру взглядом санинспектора, удовлетворённо хмыкнула и пригласила всех на кухню. Увидев глаза Алисы и её мамы, округлившиеся от изобилия на столе, она развела руками:

– Ну, кушать–то надо…

Через неделю мама уже устроилась в какой–то трест. На вопрос дочки о работе она, смущаясь, отвечала, что целыми днями перекладывает бумажки с левого стола на правый. На что Эльвира Корнеевна с серьёзным выражением лица возразила: