– Ты знаешь, что я пришел за ребенком Викки. Прошу тебя, верни девочку.
– А если я не смогу этого сделать?
Ричард покачал головой. – Я не верю, что ты...
– ...убила невинную малышку? – Ее взгляд остался таким же открытым, как и прежде. Ухватив спиралевидную прядку, она прикрыла ею правый глаз. – Скажи, какая разница: младенец или женщина? Или бродячая собака? Большинство из них не могут защитить себя. Не спасают ни руки, ни зубы.
– Мне нет дела!.. – Он сжал кулаки и шагнул вперед. – Просто скажи, что ты ничего с ней не сделала!
Элинор вздохнула, потерла обнаженные плечи. – Холодно.
– Элли?! Ради бога, скажи, что ты...
– Я не убила ее.
Ричард прижал ладони к горящему лбу, затем с силой растер виски. Элинор смотрела на него с жалостью и нежностью, он чувствовал ее взгляд так же живо, как тогда на кладбище. Подняв лицо, выдавил с мольбой и едва слышно: – Верни ее, Элли. Пожалуйста.
– И что потом? – прошептала она в ответ.
– Я останусь с тобой.
Она рассмеялась – уже сквозь подступившую к горлу резь.
– Я лишь хочу позаботиться, чтобы ее пристроили в хорошую семью. Это всё, о чём я прошу. Она никогда о нас не узнает. Прошу, Элли! Потом я вернусь и буду делать только то, что ты захочешь. – Он удерживал ее взгляд, с удивлением наблюдая влажный блеск в уголках не злых зеленых глаз. Слезы всегда его трогали. – Не плачь.
Она сделала к нему шаг и он не отстранился. Она протянула к нему руки и оперлась о его грудь. Он не стал ее отталкивать.
– Как странно...
Ричард заставил себя пошевелиться в ответ на ее голос. Неловко обнял, стараясь не касаться обнаженных плеч.
– Тебе страшно? Плохо? – тихо спросила Элинор.
Она никогда раньше не задавала таких вопросов.
– Не знаю.
– Я отдам ребенка. Но сперва кое в чём признаюсь. Если после нашего разговора ты подтвердишь, что сделка в силе, будет по-твоему.
Он кивнул.
Элинор подвела его к софе и заставила сесть. Устроилась рядом, сложив руки на коленях. – Это о нашем прошлом.
Он ждал любого начала. Откровений о смерти Виктории или перечисления всех смертей – это было в ее духе, и он заранее смирил себя. Побыть ее исповедником – не столь большая плата за жизнь ребенка. Он уже был далек от собственных мучений, от вопроса, почему его жизнь превратилась в замерший под снегом кошачий труп. Он как раз наткнулся на один по дороге, и эта мысль показалась ему неуместно реалистичной. То, что сейчас происходило – беседа между сидящими рядышком братом и сестрой – всё это было снаружи, с кем-то другим; они же медленно дрейфовали в звенящей тишине, на холодных шелковых тряпках. Обложка для истории о детях, взбесившихся от собственной крови. Они всегда верили в свою особость. И они были особенными. «Может ли это оправдать нас? Хоть немного? Хоть что-то в нас? То, что по утрам мы не можем просто открыть глаза – мы вскакиваем в ужасе, а сердце жесткое и сопротивляется... И всё выворачивается к ногам...»
– Дик. – Он вздрогнул. – Ты думаешь о нас?
– Ты тоже?
Она кивнула. Он взял ее за руку, словно на первом свидании. Она слабо улыбнулась. – Я видела это во сне.
– Расскажи.
– Ты и я, вдвоем – как сейчас. Где-то далеко, и всё в белом цвету. Ты держишь меня за руку. Я рассказываю тебе сон... Потом... Потом я раскрываю тебе свой самый большой секрет. – Она повернулась к нему, сильнее сжала его ладонь; ее пальцы заметно дрожали.
– Есть секрет, о котором я не знаю?
– Да. – Она оперлась коленями о край софы, прижалась лбом к его плечу. Ему пришлось поддерживать ее, чтобы она не упала. – Я и Викки... Мы всегда были вместе и мы любили друг друга, что бы они ни думали. Но мы... Мы знали, что рано или поздно всё развалится...
Ричард запрокинул лицо, с трудом сдерживая истерически учащающееся дыхание.
– Когда мне было пять, Викки столкнула меня в бассейн. Помнишь? Я едва не утонула. Ты чудом вытащил меня в последний момент. Я никому не рассказала, что это была она. Но каждый год в этот день – шестого июля, Викки извинялась, потому что... потому что каждый год она жалела, что я осталась жива.
Он молчал.
– Ты не веришь...
– Верю. Викки призналась мне перед тем, как я уехал учиться.
Элинор резко отпрянула. Ричард всё так же смотрел в потолок, на котором складывались в мостик солнечные лучи.
– И ты всё равно был на ее стороне... Неужели я тоже утонула для тебя в тот день? За что? Почему ты меня возненавидел?!
Он наконец посмотрел на нее, нежно погладил по топорщившимся кудряшкам. – Нет, Элли. Ты не умерла для меня в тот день.
– Почему же ты не сказал... Почему тебя не было со мной...
– Разве тебе это было важно тогда? – Он стер мокрую дорожку с ее щеки. – Элли, сейчас ты помнишь об этом только потому, что тебя напугала смерть Викки.
Она бурно затрясла головой: – Нет! Но я поняла кое-что, когда у меня был выбор. – Она выпустила его ладонь. – Я выбрала тебя.
Его рука, поддерживающая равновесие в их неустойчивом положении, подогнулась, и они упали на пропахшее фиалкам покрывало. Он попытался подняться, но Элинор прижалась к нему, рассыпая волосы по его обнаженной шее. Ричарда окатило знакомым тяжелым возбуждением. Пальцы против воли коснулись ее спины.