Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

Замысел "Странников ночи", возможно, вырос из начатого и незаконченного романа "Эфемера". В тогда же написанном стихотворении, позже озаглавленном "Из погибшей рукописи", — настроения этого времени. Предстоящие грозные события должны разрешить внутренние мучения поэта, ответить на неотступную жажду делания и ожидание вести. Жизнь "без любви, без подвига" не имеет смысла и грозит худшим — духовным падением:

Без небесных хуров, без видений
Дни и ночи тесны, как в гробу…
Боже! Не от смерти — от падений
Защити бесправную судьбу.

Герои романа мучаются тем же, что и автор — ищут и ждут вести, стремятся к деланию, готовы к "бесцельной гибели". Странниками ночи автор мог счесть себя, своих друзей. О времени, но и о себе, о них и писался роман. Потому, "…как только Даниил кончал очередную главу, он шел к своим близким друзьям и читал ее страницу за страницей" [245], — свидетельствует участница читок — Алла Александровна. Он спешил к ним еще и потому, что непечатаемому писателю необходим читатель — друг и соратник. Но внутренняя тема романа вырастала не только из переживаемого "сталинского" времени, но и стоящего за ним мистического — красно — синего. Не только всю жизнь вкладывает в писание настоящий писатель, но и неизбежно влияет на собственное будущее. Начатый роман через десять лет станет причиной трагического перелома судьбы не только автора, но и окружающих его. Предположить такое было невозможно. Но в стихах, тогда писавшихся, мрачные предчувствия звучат, как свидетельства и как предсказания:

Я крикнул — в изморось ночи бездомной
(Тишь, как вода, заливала слух),
И замолчал: все, кого я помнил,
Вычеркнуты из списка живых.

Одна из глав романа, посвященная "вычеркнутым из живых", называлась "Мартиролог", в ней перечисляются жертвы террора — арестованные, расстрелянные.

От "Странников ночи" до нас дошли восстановленная по памяти во Владимирской тюрьме первая глава "Великая туманность" (трудно сказать, полностью ли) и три совсем небольших фрагмента. Знаем мы о романе по изложению его содержания, сделанному вдовой поэта, и по воспоминаниям его поклонницы Ирины Усовой. Она, по ее признанию, слышала роман только в чтении, еще до войны, и определяла его как историю "духовных исканий ряда лиц, главным образом трех братьев, на фоне нашей действительности" [246]. Ни один из трех братьев Горбовых не стал автопортретом, но в каждом черты автора, его пристрастия, убеждения, и вместе с тем в каждом есть то, что в его собственной жизни не сбылось, а в характере отсутствовало.

В первой же главе появляется старший брат, Адриан Владимирович — профессор астрономии и мистик, ищущий в звездном небе иные миры и ощущающий присутствие "космического сознания". Устремление к звездам, космический мистицизм сочетаются в нем с характером, напоминающим Коваленского педантичностью, лаконичностью и сухостью речи, и даже внешне — размеренностью движений, "механическим" пожатием изящной, но ледяной руки… И также, как Коваленский, старший Горбов загадочен, овеян значительностью приоткрытых ему тайн.

Следующая глава знакомит с другим братом — Александром Владимировичем. Он археолог, влюбленный не только в русскую древность, таящуюся в трубчевских курганах, но и в боготворимую им природу. В роман вошел эпизод, который можно отчасти представить по описанным в "Розе Мира" первым соприкосновениям Андреева со стихиалями и с "космическим сознанием" под Трубчевском. Он один, окруженный тихо шелестящими черными деревьями, над ним августовское звездное небо, может быть, рядом неслышно струится Нерусса. Здесь пережито неожиданное слияние с живущей таинственной жизнью окружающей природой. Она становится понятной, родной, и это ощущение полно непередаваемого блаженства. Саша, как и автор, больше всего любит творог, восторженно превознося его как основу земной пищи, и мед. Возвращение Саши из экспедиции, пережитая им железнодорожная катастрофа, видимо, события той же ночи, которую брат его провел в обсерватории. Саша человек действия, решительный и целеустремленный, как и его возлюбленная — Татьяна, порывистая, естественная.