Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях

В начале октября жизнь в Перловке осложнилась. "С наступлением холодов это местообиталище оказалось чревато рядом неудобств, — писал он Ракову. — Главное — чередование (или даже совмещение) холода и духоты.<…>Я из-за сердца могу ездить в Москву очень редко и только на несколько дневных часов. Каждая такая поездка — для меня целое предприятие. Зато Алла Ал<ександровна>героически мечется между Перловкой и Москвой, пытаясь продвинуть наши дела, выполняя заказы для Медучпедгиза, ведя хозяйство — и, конечно, совершенно не успевая заниматься живописью. Ее мучает неврит и жестокое малокровие. Больно смотреть на ее самоотверженную борьбу с жизнью за наше местечко под солнцем: в настоящем состоянии я являюсь не столько помощником, сколько обузой, и, конечно, только настоящая любовь помогает ей тащить эту ношу" [614].

Благодаря влиятельной протекции Чуковского, появилась надежда на литературный заработок — обещано редактирование перевода для издательства иностранной литературы. Но Даниил Андреев поглощен "Розой Мира". "Пока эта (или подобная) работа еще не отняла у меня досуга, спешу использовать его на работу для души; но это — нечто до того нескончаемое, что даже привставая на цыпочки, не вижу вдали ничего, кроме уступообразного нагромождения глав" [615], — сообщает он Льву Ракову О том же пишет и двоюродному брату: "О Владимирском периоде я не жалею. Он дал мне столько, сколько я, суетясь в Москве, не получил бы и за 30 лет, но беда в том, что я принадлежу к тому сорту людей, которые, приобретя что-нибудь ценное, жаждут придать этому подходящую форму и поделиться с другими. Вот теперь и стоит передо мной задача — выполнить это при минимуме благоприятных внешних условий" [616].

"Сухое, выточенное лицо аскета, седеющие волосы, трагический взгляд. Читал стихи глухим, слегка надтреснутым голосом, но он был полон жизни, энергии. Речь Андреева была одним сплошным монологом пророка" [617], — таким поэт запомнился двадцатилетнему тогда сыну Смирновых, видевшему его не только читающим стихи, но и босым, убирающим листья в осеннем саду.

6–го октября Андреевы поехали в Москву на Новодевичье. Коваленский добился разрешения на перезахоронение жены, привез из Потьмы гроб с прахом Шурочки, и урну опустили в могилу ее родителей. Горькая церемония, известие о безнадежном состоянии Александра Доброва в инвалидном доме, не только о поездке к которому не могло быть и речи, но и о сколько-нибудь существенной помощи, встреча с молчаливым и несчастным, болезненно огрузлым Коваленским — все рвало душу.

В середине октября Андреевы перебрались в Москву. Сразу после этого Алла Александровна заболела и неделю пролежала с бронхитом. Сказались осенние холода.

5. Ащеулов переулок

С ноября они поселились в Ащеуловом переулке на Сретенке. Борис Чуков так описывал "местообиталище" Андреевых в доме № 14/1: "Темный, неосвещенный двор в лабиринте сретенских трущоб, заваленный снежными сугробами. По краям сараи и двухэтажные развалюхи. Узкая, обледенелая тропинка приводит к перекошенной, резко хлопающей на сильной пружине двери. Темная, очень крутая, с резкими поворотами лестница. За узенькой площадкой крошечная комнатка с низким потолком" [618].

Д. Л. Андреев и А. А. Андреева. В комнате в Ащеуловом переулке (№ 14/1, кв. 4). 1958. Фотография Л. С. Веселовской

Квартира, снятая в небольшом домишке, каких еще много оставалось в старых московских переулках, была тесной, но удобной — комнатка и кухня с втиснутой в нее ванной, газ, телефон. Стоила квартира дорого. "Долго вытянуть мы это не сможем, — писал Андреев Пантелееву. — Поэтому у нас созревает решимость — уехать на 1 ¹/ ₂- 2 месяца в Кишинев: там дешевле, теплее (жена все время хворает, ей противопоказаны холод и сырость) и спокойнее." [619]

Здесь начавшейся зимой по вечерам он выходил, чтобы, не привлекая внимания, прогуляться босым. Эти прогулки вливали в него, как он уверял, новые силы. Но здоровье не улучшалось, и бблыиую часть дня приходилось работать полулежа.

Весь ноябрь и начало декабря заняли разнообразные хлопоты. Чтобы восстановить пенсию инвалида Великой Отечественной войны, пришлось пройти ВТЭК, собрать справки. 22 ноября Андреева признали инвалидом второй группы по причине "не связанной с пребыванием на фронте" и дали пенсию — 347 рублей. Но только комната стоила 900. Они написали заявление в КГБ в связи с ничтожной суммой компенсации за конфискованное имущество. "Наиболее ценной частью нашего имущества была библиотека, состоявшая примерно из 2000 томов", — писали Андреевы, обращая внимание на то, что в официальных описях имущества "отсутствует множество книг, представляющих наибольшую ценность", и приложили их список.