Вестник (СИ)

— У такой птички, как ты, температура тела выше, чем у любого из людей. Ты сейчас и не чувствуешь мороза.

— Знаешь нас изнутри?

— Уж лучше так, чем пялиться на вас снаружи, как ты этого жаждешь. Спиной поворачивайся.

Девчонка грустно вздыхала какое-то время.

— А ты тоже моешься тут, когда холодно?

— Мне не страшно обмёрзнуть.

— То, как ты забирала тепло… А ты умеешь его приносить?

— Что, прости?

— Ты прятала от меня тепло и приносила холод. Ты умеешь делать наоборот?

— Я не обогреватель. Всё, что ты чувствовала, было только твоими чувствами.

— Ну, такое каждый сезон увидишь. Вот если бы что-то необычное.

— Теперь пытаешься взять на слабо. Нет, дорогуша, необычного ты не увидишь.

— Эй! Но я хочу увидеть, что ты умеешь.

— А ещё переспать со мной. Скажи, все птицы — извращенцы?

— Я перестану даже думать об этом, правда! Только покажи что-нибудь.

— Вкус метана. Чую это мне аукнется.

— Пожалуйста-пожалуйста.

— Вспомни своё прошлое.

— Далёкое?

— Приятное.

Девчонка сомкнула веки и с усилием начала думать.

— Ты бы глаза открыла.

— А, точ…

Голая стояла на хвойной ветке, качавшаяся на весу. Ранний вечер стал поздней ночью.

— Не может быть, ой! - гром испугал птичку, обернувшуюся в другую форму.

Яркая вспышка летело высоко, выше чем летает дятел, чтобы разбиться с грохотом. Вдалеке пестрил фейерверк, красивый и зазывающий. Приятным воспоминанием школьницы стала её причина вернуться в этот гремящий мир. Вдруг, в глубины памяти пробился голос, подобный глухому отзвуку в забитом от воды ухе:

— Хватит.

Искра зависла, а иллюзия вокруг потянулась за ней. Внезапно, даже иллюзия смогла соприкоснуться с реальностью. Летящие вперёд ёлки царапали крылья маленькой птички, срывая её крылышки. Секунда, темнота и дятел вернулся, немного поранившись.

Девчонка плюхнулась в корыто, брызнув водой и сжимая свои плечи. Капельки крови падали на мыльные пузыри.

— Чем дольше ты внутри своих мыслей, тем сильнее мысли цепляются за тебя. Извини меня, я не знаю, когда это перестаёт быть безболезненным.

— Т-ты же могла вернуть меня раньше, — дрожала школьница.

— Тебе было приятнее на ветке, чем в корыте.

От неловкости тема разговора поменялась.

— А с собой ты так умеешь делать?

— К несчастью да.

— Почему к несчастью?

— Я не всегда могу это остановить или делать приятным. Когда устаёшь, вкус угля, когда дурно, вкус резины, и когда…

Девушка напрягла руки, опёртые на деревянные края. Капли тёплой воды потекли по бледной коже. Девчонка положила на её пальцы свою ладошку.

— Эй. Всё хорошо. Дыши.

Грудь весьма опытного типажа дёргалась, как осиновый лист. Но напряжение спадало от кампании.

— Подними на меня глаза, пожалуйста. Мне нужно понять.

Короткая причёска не скрывала нервы лица. Зрачки пульсировали, вторя телу.

— Расскажи мне.

— Вкус снега. Когда открываешься.

Дятла замело. Крылья прорылись сквозь сугроб. Стояла непроглядная метель. Однако, шум от вихря не забивался в уши. Только детские стоны по близости, а может везде.

Птица и не заметила сразу заброшенные хижины. Намного старше лестного домика и другие по внешности, чужие из далёких мест. Одна такая стояла на вбитых в землю брёвнах, оставляя под нею много пустого пространства. Звуки доносились оттуда.

Подлетев ближе, дятел стал слышать кроме хныка ещё кое-что. Слова, одни и те же, пульсирующие, как в её воспоминаниях, но намного громче.

— Вкус еды. Вкус еды. Вкус еды. Вкус еды, — не умалял голос.

Завёрнутый в лоскуты шерсти и ткани на снегу скрючился ребёнок. Такого укрытия не хватало, чтобы согреться, оно было слишком тонким. Поэтому птице заметились странные выступы, идущие вдоль спины.

Изголодавшая нуждалась в помощи, но здесь никого для неё не было. Её будто забыли или бросили. И она это понимала.

Детское горло подбивал кашель, который не хотелось выпускать. Смирение росло и утягивало. Глаза смыкались, переставая видеть всё, как есть. В этот момент, перед ней возник тёмный силуэт.

Потрескавшиеся чернотой губы, лохмотья не начинавшиеся и не заканчивающиеся. Он что-то ей говорил, но кроме голода ничего не было слышно.

Ребёнок терялся в видениях. Силуэт пропадал, а на виду появлялось хоть что-то съедобное. Ветка хвои. Листва. Ягоды. Как вдруг, иллюзии, как думала маленькая, стали обращаться в реальность.

Из снега, плавя его и пачкая чернотой, выползли руки. Жадно рвясь вперёд, их пальцы гребли по земле. Через мгновение, они уже схватились за выступы. Глаза снова увидели силуэт. Зрачки молили о помощи. О любой помощи. Даже в долг.

Вихрь усилился, ровной полосой пробежав мимо. Параллельно спине, невидимое лезвие срезало то единственное, за что вцепились в ребёнка. Руки вернулись под землю, забрав этот трофей.

Что это были за выступы, дятел предположить не мог. Даже хлынувшая кровь не добавляла догадок. Алая только несла памятную боль.