Вестник смерти

Я заглушил двигатель и огляделся. Столица выглядела плачевно. Средневековый город, подвергнутый осаде с применением современного тяжёлого оружия, был на треть разрушен и горел во многих местах. Тем не менее, взят он так и не был, а в поле резко прибавилось развороченных танков и бронемашин, пытавшихся прорваться сквозь огонь крепостной артиллерии. Сейчас надо всем этим скорбным пейзажем царила тишина. По всей видимости, герцог, получив подкрепление из замка Стивена, готовился к последнему решительному штурму.

Мне как можно скорее необходимо было проникнуть в лагерь наёмников, чтобы успеть подготовить сцену для заключительного акта этой затянувшейся пьесы, назначенного мною на предстоящую ночь. Передо мной стояла проблема, над которой стоило крепко задуматься – как подобраться к хорошо охраняемому лагерю до темноты?

Тут мой желудок напомнил мне о том, что толком наполниться ему за последние сутки так и не позволили, а между тем в машине на заднем сидении спокойно возлежит целый дорожный мешок, под завязку наполненный пусть грубоватой, но такой необходимой моему организму пищей. Да и место для привала тут было замечательное – подкрасться ко мне незамеченным ближе, чем на километр при свете дня не смог бы здесь даже другой вестник. А на сытый желудок и думается легче.

Решено. Я вытащил мешок из машины, удобно устроился в небольшом углублении на самой вершине холма с прекрасным видом на выцветшие палатки лагеря солдат герцога, достал из него несколько свёртков просаленной бумаги и разложил их перед собой. Запах сыра и вяленого мяса так ударил по моему чуткому обонянию, что я невольно отшатнулся. В противоположность им, запах свежеиспечённого ещё тёплого хлеба спровоцировал обильное слюноотделение. Отхлебнув из фляги порядочную порцию вина, я принялся трапезничать, не забывая поглядывать вокруг и прикидывать различные варианты проникновения в лагерь.

После второго куска мяса с хлебом, запитого вином и благополучно устроившегося в желудке, я обратил внимание на неглубокую балку, тянувшуюся чуть левее моего холма в сторону зарослей кустарника. Они, в свою очередь, клином вдавались почти в самый центр военного городка герцогских войск. Там, разумеется, были расставлены караулы, наверняка присутствовали и «растяжки», но этот маршрут мне сразу пришёлся по душе.

Самым трудным в предстоящей операции была, как ни странно, необходимость бескровного проникновения в лагерь. Ни в коем случае нельзя было раньше времени поднимать тревогу. Значит, караулы придётся скрытно обходить, что гораздо сложнее, чем просто снять часовых, исчезновение которых быстро обнаружится. А на вторую попытку у меня, в силу некоторых обстоятельств, уже не останется времени. И тогда придётся идти напролом, рискуя вновь упустить Генри и с большой долей вероятности погибнуть самому.

Ладно, подумал я, снова и снова всматриваясь в намеченный маршрут, стараясь запомнить расположение каждого бугорка, каждого деревца, а хотелось бы и каждой травинки, ты всё ещё вестник, чёрт подери, ты справишься. Как там говорила Белла? Самый сильный и удачливый. Вот и проверим.

Глава 17

После еды я позволил себе немного отдохнуть, чтобы дать желудку переварить пищу, а печени полностью очистить кровь от того немногого количества алкоголя, которое я позволил себе за обедом. Потом сложил оставшуюся еду обратно в мешок, закинул его в джип, уселся за руль, завёл мотор и спустился с холма к дороге. Недалеко от края намеченного мною овражка я без всякого сожаления бросил машину, прихватив только мешок. В случае удачного проникновения мне до самой глубокой ночи придётся прятаться где-то в лагере, а на полевой кухне меня вряд ли согласятся покормить.

То, что сверху казалось неглубокой ложбинкой, на деле оказалось руслом высохшего ручья, который когда-то проточил землю на глубину выше человеческого роста. Это позволило мне до поры до времени идти по нему не пригибаясь, без страха быть обнаруженным кем-нибудь особо наблюдательным из лагеря наёмников. И такое удачное начало я счёл хорошей приметой.

Надо ли говорить о том, что едва ступив на путь, ведущий меня в ставку герцога, я на полную мощность задействовал все свои способности. Мои слух и обоняние, и без того более совершенные, чем у любой земной собаки, обострились до предела. Сейчас я смог бы уловить даже самое тихое дыхание живого существа в радиусе двадцати метров. А учуять его запах и того раньше, благо лёгкий ветерок дул со стороны лагеря. Собственные бесшумные для стороннего наблюдателя шаги, казались мне скрежетом танковых гусениц по гравию. А запах мыла от свежевыстиранной формы доставлял бы почти физическую боль, если бы не способность вестников игнорировать помехи, создаваемые его собственным телом.