В центре стояли игорные столы для покера, двадцати одного, фараон, мушка, в общем, карты на любой вкус. В глубине зала места разделялись на приватные комнаты с занавесками. Там клиенты могли приватно пообщаться, выпить или пригласить танцовщицу. В одной из таких комнат и сидел Седой в компании хозяина заведения — Музыканта. Седой сложил ноги по-турецки на большой шелковой подушке. Он сидел в кожаной куртке с заплатками и стоптанными сапогами. Музыкант же курил кальян, расстегнув фрак и убеждая Седого в чем-то.
— Не помешаем? — Местечкин брезгливо скривился от вида телохранителя музыканта с накрашенными помадой губами.
— Что же вы так кривитесь, уважаемый правоинспектр? — спросил на французском Музыкант.
— Не люблю, эм, пестрое общество.
— Ну что же вы так. Меня всегда привлекала ваша синяя форма, — Музыкант указал майору на свободный стул. Жидикова он в упор игнорировал.
— Тогда приходите к нам, проведу экскурсию, — Местечкин достал платок и протер стул, прежде чем сесть.
— Нет, лучше вы к нам, — Музыкант улыбнулся, показав зубы, — Какое у вас дело?
— Мои дела связаны с, — Местечкин недоговорил, кивнув Седому, — И одним очень активным месье.
— Господа, давайте по-русски, я не успеваю, — пожаловался Седой и почесал ногу через дырку в подошве сапога.
— Ох, мой друг, где твои манеры? — Музыкант с досадой от поведения Седого затянулся кальяном, — А "активный месье" случаем не связан с рестораном Семен Семеныча и известным ателье?
Местечкин состроил серьезное лицо мыслителя.
— Связан! — не выдержал молчания Жидиков. Майор только устало опустил брови и провел ладонью по лицу.
— Пока вы нас не прервали, мы с месье Седым, — Музыкант мундштуком указал на Седого, — обсуждали, как было бы хорошо, если бы столичная полиция или жандармерия поставила его на место.
— Жандармерия занята праздниками, — Местечкин достал из карману трубку и мешочек с табаком, — А что на счет местной публики?
Майор спрашивал как бы невзначай, развязывая шнурки на мешочке с табаком.
— “Посчастливилось” мне встретиться с его людьми по одному вопросу, — тихо, как заговорщик начал Музыкант, — звери, а не люди. Я, конечно, понимаю, что он новый человек и показывает себя, но так не принято, старшие в бешенстве.
— Мы как приехали на переговоры, они давай сразу бочку катить, один у них вообще пришибленный: за стволы в карманах схватился и начал что-то про корову говорить, — встрял в разговор телохранитель Музыканта.
— Луи, давай потом будешь ныть?
— Прости, Музыкант.
Жидиков откровенно заскучал, поэтому озирался по залу, разглядывая посетителей.
— Я честно не понимаю, почему мы тратим столько сил, на недостойное дело? — подал голос Седой и почесал шрамы от пуль на груди.
— Я тебя не узнаю. Раньше ты бы любому в горло вцепился, как этот, — Местечкин пощелкал пальцами, — как английский бульдог.
— Переоценка ценностей, — пожал плечами Седой.
— Пуля способна многое перемешать в голове, — заметил Жидиков и вцепился взглядом в курсирующую между игорных столов афициантку с кожей цвета кофейных зерен. Она низко наклонилась, расставляя выпивку игрокам, показывая глубокий вырез в декольте корсета. — Черненькая…
— Нравится? — Музыкант выпустил колечко дыма.
Жидиков сглотнул и поджал губы, прежде чем ответить:
— Наверное, дорого берет.
— Подарок.
— Вы сама щедрость! Не то что некоторые, — Жидиков многозначительно прищурился в сторону майора и поспешил за официанткой.
— Балуете вы его, — майор потянулся и взял со стола кусочек сыра с плесенью, — и как сильно недовольны старшие?
— Крайне, — Музыкант затянулся, и в кальяне зашумели пузырьки.
— Так, может, поможем? Додавим, так сказать?
— Дорогой Алексей Игнатьевич, а вы точно жандарм? — Музыкант улыбнулся и пересел к майору поближе.
Алексей Игнатьевич улыбнулся и как схватил француза за шею.
— Ты знаешь, щенок, сколько я голов посносил в двенадцатом? Я таких, как ты на завтрак ел и кровью поляков запивал, — губы Местечкина дрожали от предвкушения, ох и заржавел он в третьем разделе.
— Спокойно, спокойно, — Музыкант жестом остановил телохранителя и убрал руку майора с шеи, — я ничего такого не имел в виду, просто у вас хорошо получается.
— Господа, зачем ругаться? В Китае есть мудрость: мудрец сядет на берегу и дождется, пока по ней проплывет его враг. Ну или как-то так, — Седой почесал второй подбородок. Вообще, в этой одежде тело сильно чесалось.
— Ну хорошо, послушаем нашего философа, — Алексей Игнатьевич встал из-за стола, - и поменьше пойте свою эту марсельезу, государь не любит, а мне в каждом третьем донесении об этой дыре пишут.
— Хорошо, буду писать в каждом втором, что к нам ходит Алексей Игнатьевич, — Музыкант на прощание послал воздушный поцелуй, от которого майора аж заклинило, и он чуть не сбил с ног посетителя.
Глава 14
20 Декабря 1840 года