Вестник в старом мире

В цеху стоял жар. Вадим гладил новый фрезерный станок, проверял качество сверл. Сверла обходились дороже всего, ведь их приходилось делать из новой стали, рецепт которой Вадим пока прятал. Купленные сверла уже стояли, где хватило. На рабочем столе станка лежала шестерня для будущей передачи. Завод готовился перейти от водяного колеса к следующему шагу, вот только таких шерстяней нужны были сотни.

— Вадим Борисович, вам письмо, — в цех зашел Уманов.

Мастера старались не отвлекать Вадима от работы, сами познавая новые станки.

— Хорошо, спасибо, — Вадим повесил на вешалку очки на кожаном ремне, фартук и перчатки. Остальным приходилось носить еще марлевые маски, чтобы не дышать металлической пылью.

На улице сияло зимнее солнце, слеп отблеском от аккуратных горок снега. Вадим размял шею, надевая шубу. Уманский щурился, молча ожидая с письмом.

— Какой сегодня день?

— Двадцатое, вашблогородие, — мастер шмыгнул красным носом, — Заходила ваша сиделка, звала на обед.

— Потом, — Вадим надел пенсне и взял письмо.

Ефим просил его срочно вернуться домой. Это, если коротко, а если подробно то Вадим пугает всех своим затворничеством в Заводском. Гертруда приходила несколько раз жаловаться.

— Да, да, старый, жаловаться она к тебе приходила, — Вадим убрал конверт и пошел к усадьбе.

Строители закончили с новыми цехами и переключились на украшения поселка. Теперь главная дорога заканчивалась сказочной деревней из льда, которую пока закрывал высокий забор. Рядом с заводскими складами выстроили павильоны для ярмарки и два новых гостиных дома. Пока из дерева, но уже летом начнется закладка из кирпича.

Вадим не стал обедать, отправившись сразу в столицу, раз уж Ефим решил написать своим корявым почерком, то дело срочное. Сани бойко шли по заснеженному шоссе, обгоняя пару груженых новым товаром экипажей. Каждый день из поселка уходили готовые ткани, мебель, мыльные принадлежности и новая продукция металлургического цеха. Основной упор делали на товары быта: чугунные сковороды, печки-”буржуйки”, котелки, кастрюли и подобное. Новые печки сразу понравились народу в Заводском, который устал топить по черному или не мог позволить себе поставить кирпичную печь, хотя хорошие зарплаты сильно меняли быт рабочих.

Сани въехали в Петербург. Город ветров и офицеров кипел от жизни. По улицам носились сани и кареты, пока пешеходы спешили, прикрываясь от снега.

Около снятого Вадимом дома стояло три экипажа.

— Гости, — Вадим поднялся по лестнице и остановился у самой двери. Из квартиры шел смех, и громкие голоса что-то весело обсуждали. Вадим застыл у двери и оскалился. Ему пришла отличная идея и он спустился, чтобы вернуться через час, но уже в другом облике.

В зале на большом диване сидели Аня и Максим, шумный балабол Василий с чашкой кофе в руке жестикулировал на кресле с высокой спинкой. Ефим сидел и молча терпел, как его незаметно для молодежи щипала Гертруда. В дверь постучали. Ефим вскочил, кряхтя, и пошел открывать.

— Сейчас, сейчас, — Ефим снял шпингалет и отшатнулся.

В коридор зашел Вадим в вывернутой овчиной наизнанку шубе и с ватной бородой на лице. Он держал красный мешок.

— О-хо-хо, молодые и старые, красивые и не очень, больные и здоровые, — Вадим обнял Ефима и зашел с ним в зал, — худые, и уважаемый Максим, приветствуйте святого Николаса!

— В тебе ничего святого, — Максим закашлялся кусочком сахара.

— А кто не очень? — Аня захлопала глазами.

— Аннет, подождите, сначала выясним кто здесь старые, — Гертруда погрозила Вадиму пальцем.

— Святой Николас любит всех одинаково, — Вадим сел на стул и поставил мешок у ног, — и каждому вручит заслуженный подарок!

— И какой же это подарок, если его ещё и заслужить нужно, — Анна театрально надула щеки.

Вадим похлопал по коленке.

— Расскажи стишок, порадуй старого!

Вадиму пришлось увернуться от полетевшей в него подушки.

— "Святой" Николас у вас в боку нет колющей боли? — осведомилась Гертруда и полезла в сумку.

— Нет, — Вадим от удивления аж бороду зажевал.

— А теперь? — Гертруда вонзила длинную шпильку для шитья в тряпичную куколку в пиджаке из фиолетового шелка.

— Ай! — дернулся Вадим и схватился за спину, — Помогите! Хулиганы зрения лишают! Черная магия!

По залу прошелся раскатистый смех.

— Ладно, посмеялись и хватит, — Вадим осторожно забрал куклу у Гертруды и спрятал в своем мешке, — Раз никто не хочет рассказывать стихи, то добрый дедушка отнесет подарки в другое место.

Вадим привстал, но его остановил глухой голос Максима.

— Любые стихи?

— Только не матерные. Их я под елкой буду кричать.

Гертруда ударила "святого" сумочкой по руке и добавила строгости в голос.

— Вадим.

— Ладно, можете рассказывать с матами.

Максим улыбнулся и рассказал Пушкина, за что получил деревянную шкатулку с выжженным двуглавым орлом на крышке.

— Это что у тебя там? — Василий вытянул шею, пытаясь разглядеть содержимое.

— Подарок, — Максим захлопнул крышку и забарабанил по ней пальцами.

— Ну и ладно, — Василий прочистил горло, чтобы запеть на французском либберету Берлиоза: — Une heure encore et ma belle maotresse…