Вестники Судного дня

Фёдор Бекетов и Александр Панкратов сели за стол. Остальные десантники остались стоять на ногах, оглядывая помещение.

– Егор, осмотри двор, сарай, околицу, – приказал старший лейтенант.

– А вот и она, родная, – опять вынырнул из-за спин бойцов староста, – держа в руках стеклянную двухлитровую бутыль мутного бурачного самогона. – Чистейший, что твоя слеза, сам делал. До случая берег, – продолжал сыпать скороговоркой староста.

– Вас как зовут? – спросил его Фёдор, продолжая разглядывать комнату.

– Корней… Корней Иванович, – поперхнувшись, поправился староста. – А это жена моя, Валя, и дети, Нюра и Максим.

– Это хорошо, – произнес командир разведгруппы и стал растягивать ворот маскхалата, чтобы расстегнуть верхние пуговицы ватника. В избе было натоплено, и поэтому громоздкая одежда, так необходимая в лесу, здесь становилась неуместной.

– Так Вы староста «Сорочьего Грая», Корней Иванович? – продолжал расспрашивать его Бекетов.

– Так точно. Только, как сказать, по необходимости, по неволе, – проглотил слюну староста. Одутловатые щёки его ещё больше обвисли. Он давно уже сообразил, что перед ним не полицейские, не странные немцы, которые умеют хорошо говорить по-русски, и даже не партизаны, которых он ещё сроду не видал. Пришедшие к нему люди были совсем другой породы, и потому страх уже принялся леденить его ноги, стал подбираться к животу и наконец застыл в его немигающих глазах.

– Это как поневоле? – деланно удивился Бекетов. – Вас что, заставили?

– Да, да, то есть не совсем, – кадык старосты запрыгал на бугристой шее, а пальцы забегали по вырезу надетой поверх рубахи шерстяной фуфайки.

– Да Вы садитесь, Корней Иванович, – спокойно, чуть ли не доброжелательно произнес Фёдор, – не волнуйтесь и спокойно рассказывайте. Мы ведь Вас совсем не знаем. Вот и расскажите, кто Вы по профессии были? Ну, до войны. Кем работали? Как пришли немцы?

– Спасибочки, – немного успокоившись, проговорил староста, присаживаясь к столу. Вежливое обращение старшего из пришедших к нему людей рождало надежду на то, что гроза пройдёт мимо. Только бы дождаться утра, а там уж он как-то умудрится выпутаться из этой передряги. Его дети слезли с сундука и теперь стояли по бокам матери, держа её за руки. – А может быть, выпьете первача с дорожки? Здесь и мясо с картошкой. Закусим знатно. А? Нет? Ну тогда я, с Вашего разрешения, выпью.

Дух наваристых харчей мутил голову, заставляя желудки здоровых, крепких парней клацать от голода, но никто даже не притронулся к пище, не выпил в этом доме глотка воды.

Староста зубами вытащил промасленный бумажный жгут из горлышка бутылки и двумя руками, стараясь не расплескать жидкость, налил самогон в гранёный стакан. Ни на кого не глядя, залпом выпил его и судорожным движеньем ладонью обтёр свои губы.

– Вот так-то лучше будет, – в голосе старосты появилось больше уверенности. Клиновидная бородка его распушилась, а в глазах появился маслянистый налёт. Ещё раз крякнув от удовольствия, он полез длинной деревянной ложкой в чугунок, выловил в нём большой кусок тушенного мяса и, раздвинув бульдожьи челюсти, отправил его в рот.

– Ну что я могу рассказать? – глава деревни отвалился на спинку скамьи, наконец вспомнив, что в общем-то он хозяин в этом доме. – В колхозе был счетоводом. Трудился честно. А когда пришли немцы, остался на месте. Здесь жил, здесь и помирать буду. Да и куда бежать-то? У меня семья, дети. Кормить надо. Да и хозяйство у меня. Как-нибудь выдюжим. И вы, товарищи хорошие, тоже как-то быстро ушли, нас оставили, – лицо старосты сморщилось в подобии улыбки, маленькие глаза стали ещё меньше, прикрывшись кустистыми разросшимися бровями.

Фёдор почувствовал, как у него сжимаются зубы и гнев готов броситься в голову. Сдержав себя, он задал ещё вопрос:

– Ну а старостой Вы как стали, скажите всё же?

– Так общество упросило. Говорят, ты самый грамотный у нас. Председатель-то убёг. Говорят, соглашайся, Иваныч, а то навяжут пришлого на нашу голову. Вот тогда и запоём Лазаря. Опять же, кто-то документы должон выправлять. Без бумажки немцы никого не пускают. Чуть что им не по нутру, сразу в кутузку, а там попробуй отбрешись.

– Ну хорошо, – Фёдор достал самокрутку и закурил. Едкий табачный дым ядовитым облачком потянулся к потемневшему от времени потолку. Спохватившись, старший лейтенант рукой помахал из стороны в сторону, пытаясь развеять сизое облачко. В комнате всё же были женщина и дети. – Но ведь для немцев фураж, сено, зерно, теплые вещи поставляли? Подводы, коней выделяли? Что, скажете нет?

– По необходимости. А что я поделать могу, когда каждый в живот автоматом тычет? Поневоле на всё согласишься. Вот Вы поставьте себя на моё место. А? – староста опять потянулся к бутыли самогона, но, заметив недовольный взгляд командира десантников, осекся.

– А вот теперь ответьте, Корней Иванович, только прежде чем говорить, хорошо подумайте. Знаете ли такого Николая Николаевича? Он где-то в Вашем районе со своим отрядом обитает. Может, вспомните что?