II. Хочешь дотянуться до Рая, загляни вначале в Ад (Повесть)
«Бооом», – тревожный удар колокола вырвался из-под бронзового купола, заполняя тягучим гулом всю землю и небо. «Бооом», – опять качнулось языковое било, досылая новые звуковые волны вслед затухающему эху. Должно быть, это дядька Захар, пономарь Николаевской церкви, что в городе Старобельске, взобрался на свою колокольню и вызванивает к вечерней службе, а может и к заутрене. Неймется старому. Видимо, разболелась его калечная нога, вот и попутал время. Только для чего он сегодня обрядился в широкую цветастую рясу с красно-жёлтыми разводами и размахивает ею перед моими глазами, ровно испуганная баба своим подолом перед мордой хуторского бугая?
– Hey Du, Ivan, bist Du tot, oder? /Эй, Иван, ты мертв или?/ – донесся странный голос откуда-то сверху.
«Почему это наш звонарь разговаривает со мной не по-русски? – из мерцающей дали выплыла первая несвязная мысль. – А может быть, это и не он, а кто-то другой хочет поговорить со мной? – пробудившееся сознание принялось собирать воедино разорванные осколки. – Надо открыть глаза и посмотреть на этого человека», – до того неподвижные глазные яблоки задергались под тонкой кожицей сомкнутых век.
– Also, der Kerl ist noch am Leben. Sehe mal, er versucht die Augen zu offnen /Смотри-ка, парень, кажется, жив. Пытается глаза открыть/, – стоявший над распростёртым телом Семёна Веденина немецкий пехотинец опустился на корточки, положил на колени автомат и рукой с закатанным до локтя рукавом потряс его за подбородок.
– Du, Ivan, stehe doch auf! /Ты, Иван, вставай же наконец!/
– Lass ihm im Ruhe. So wie so ist er halb tot. Besser erschisse ich ihm. Der Kerl stinkt wie ein geschlachtetes Schwein /Оставь его. Всё равно он наполовину мёртв. Лучше я пристрелю его. Воняет, как дохлая свинья/, – до того безучастно смотревший на распростёртое в пыли тело Семёна коренастый веснушчатый капрал передернул затвор и приставил карабин к голове красноармейца.
– Warte mal, Kurt. Unserer Hauptman sagte uns das wir die Gefangenen als Hilfsarbeiter brauchen /Подожди, Курт. Наш капитан сказал, что нам нужны военнопленные для вспомогательных работ/, – первый немец предупреждающе поднял руку. – Der ist schon wach /Он уже очухался/.
Семён, ещё лежа, судорожно задвигал вначале ногами, затем руками, потом с усилием приподнялся на колени, упираясь ладонями в колючую дорожную пыль.
– Auf, auf, auf die Fusse /Вставай, вставай, вставай на ноги/, – рыжий капрал цепко схватил короткими, поросшими волосами пальцами воротник гимнастерки Семёна и с усилием потянул его вверх. – Schneller, Du stinkendes Scwein /Быстрее, ты, вонючая свинья/. Gehe doch /Иди же, наконец/, – стальное дуло винтовки больно ударило в копчик.
Качаясь, Семён выпрямился и понял, что ему с трудом удаётся удерживать равновесие. Голова невыносимо болела, колокольный звон в ушах, казалось, не кончится никогда, колени дрожали так, что ноги постоянно подкашивались, грозя уронить ослабевшее тело обратно на землю.
«Только бы не упасть. Тогда смерть. Это немцы. Фашисты. Значит, я в плену», – с невероятным усилием Семён сделал один шаг, подтянул вторую ногу, и вот ещё шаг.
«Что со мной случилось? Должно быть оглушило взрывом. Верно, мы наехали на фугас или прилетела нежданная мина. А где Василий? Ведь мы вместе с ним ехали на мотоцикле. Он был за рулём. Неужели это он лежит в придорожном кювете с оторванной ногой? А где наш мотоцикл? Да вот он, но куда подевалась люлька, в которой я сидел? Неужели этот смятый бесформенный кусок металла – это она? О господи, кто бы унял эту изматывающую бесконечную боль во всем теле и этот надсадный жуткий шум в голове? Хотя бы на минуту, на две, но чтобы вновь почувствовать себя прежним здоровым человеком. Кстати, а почему у меня на одной ноге есть ботинок, а на другой нет? Куда он подевался? Кто его снял, неужто сорвало взрывом? И эта жажда, которая с каждой минутой становится всё более непереносимой. Воды, воды, хотя бы глоток спасительной жидкости».
Семён с трудом повернул голову и посмотрел на конвоиров. Он не знал немецкого.
– Воды, дайте воды, пожалуйста, – и указательным пальцем указал на свои распухшие потрескавшиеся губы. Конвоиры переглянулись, придержали шаг. Один из них в звании рядового достал пачку сигарет и оба с удовольствием закурили, не обращая внимания на странные жестикуляции этого случайно попавшегося им на пути русского солдата. Теперь майся с ним и тащись по этой пропечённой солнцем херсонской степи. А в батальоне, должно быть, уже обед выдают, и добродушный весельчак повар Циммерман с прибаутками разливает своим оловянным черпаком по мискам густой и наваристый гуляш с мясом. А потом, звучным завершающим аккордом, можно выпить чарку душистого вишневого рома.
Капрал Курт Зеехоффер чуть не поперхнулся от злости от одной этой мысли и сапогом пнул Семёна в зад, прикрытый сползшими и протертыми до белизны на худых ягодицах солдатскими штанами.