– Всё очень просто. Надо загнать за ограду дряхлого английского льва, которому мы вырвали далеко не все клыки. Пусть он сидит на своем диком острове, рычит и не помышляет о вторжении на континент. Ну а о его изоляции с моря позаботится наше Кригсмарине, особенно непревзойденный подводный флот. Скоро он сможет отсечь Англию от поставок и конвоев из Америки и Индии. И тогда ей конец. Англичане сами приползут к нам на коленях и будут лизать руки, умоляя о пощаде. Вот так-то, любезный Деген.
Гауптштурмфюрер, не вставая с кресла, потянулся через весь стол и, не спрашивая разрешения у штурмбанфюрера, открыл его сигаретницу, вытащил одну сигарету с длинным фильтром с золотой окантовкой и прикурил её от диковинной настольной зажигалки, изображавшей оскаленную пасть дикого вепря.
«Так-так, значит, у Гитлера на Западе не так всё спокойно, как об этом любит писать всезнающая “Фёлькешебеобахтер”», – несмотря на свое высокое звание майора, т. е. штурмбанфюрера СС, в душе Оскар Деген, как и его предки, был крестьянином. Его изворотливый хитрый ум требовал одного: уверенности в завтрашнем дне и возможности для быстрого обогащения. И то и другое он рассчитывал сыскать, правдой и честью служа в германском управлении лагерей и тюрем. Ему было уже недостаточно иметь только захолустное родительское поместье на задворках родной Померании. Теперь его планы были куда шире. Он уже присмотрел себе на просторах Украины неплохую латифундию на пару сотен акров жирной и сочной земли, которую местные называют чернозёмом. Но для того, чтобы превратить её в доходное хозяйство, нужны были умные умелые рабы, а также техника и деньги. Всё это можно было получить здесь, на этой благословенной земле, отвоеванной у этих полуварваров. И вот теперь он в очередной раз промахнулся, так как рассчитывал выбрать самых крепких и понятливых из состава военнопленных, которые в данный момент находятся в его лагере, чтобы направить их под охраной на работу уже не на тысячелетний рейх, а на самого себя. Разочарованно вздохнув, он произнёс:
– Прекрасно, прекрасно. Наш непобедимый вождь как всегда мудр и проницателен. Я с утра лично проинспектирую формирование колонны пленных. Прошу Вас более ни о чём не беспокоиться и доложить обергруппенфюреру, что мы здесь справляемся с поставленными задачами.
Гауптштурмфюрер Отто Ветцхаузен, самодовольно улыбаясь, поднялся со своего места, подошёл вплотную к Дегену и покровительственно похлопал его по лацкану мундира. Отблеск света от железного креста, как лезвие кинжала, полоснул по глазам коменданта лагеря.
«О, если бы была моя воля. С каким удовольствием отхлестал бы я рожу этого чванливого отпрыска вымирающего прусского рода, настолько древнего, что сам фон Бисмарк ему бы позавидовал. Ничего, придёт мой час. Я добьюсь перевода на новую должность, распрощаюсь с этим убогим пересыльным пунктом и стану комендантом совсем другого лагеря, не меньше чем Треблинка, а может быть. больше, который у всех на слуху. А пока что я накормлю этого протеже Заукеля прекрасным обедом и преподнесу ему невиданные украинские дары. Пусть он расскажет там, в Берлине о широте натуры Оскара Дегена».
Следующий день принёс много неожиданного. Размеренная лагерная жизнь была нарушена. С утра прибыло насколько грузовиков пехоты. Это была усиленная охрана. Не итальянцы, тем более не румыны. По тревоге был поднят целый батальон германского вермахта, квартировавший в ближайшем городе, которому были приданы даже легкобронированные гусеничные бронетранспортеры с тяжелыми пулемётами на крышах.
Среди заключенных поползли слухи о предстоящем перегоне в Одессу. Эти разговоры о наступающих больших переменах подтвердила и раздача дневной порции еды. На этот раз это был не водянистый суп с ошмётками капусты, а почти полновесный борщ с картофелем, свеклой и даже кусками сухожилий, приготовленный на наваристом бульоне из конских костей. А вкус хлеба, пусть даже из серой муки вперемешку с отрубями, вместо масленичного жмыха, раздирающего в кровь глотку и желудок, был просто потрясающим. Однако наступившее «изобилие» отнюдь не радовало Семёна Веденина.
«Как? Неужели и Одесса пала? Не смогли удержать её. Значит, и под Москвой и Ленинградом положение не лучше? – эта мысль могла свести с ума кого угодно. – Выходит, превозмог нас немец, не выстояли. Неужто в самом деле России конец?»
Семён почувствовал, что встряска, полученная от ликвидации зловещего обозника, когда он ощутил, что что-то может и что-то ещё значит на этом свете, стала исчезать, уступая место привычной, ставшей хронической апатии и сумеречному восприятию действительности. Может быть, ему сильно не повезло, что в плену он встретил таких отпетых негодяев, как Остап и вешатель-обозник?
Веденин стал недоверчив, подозрителен, уклонялся от контактов с другими собратьями по несчастью. Всё это не могло не отразиться и на его характере, который в мирное время был бы признан тяжелым и неуживчивым.