Вестники Судного дня

Чтобы узники внизу не задохнулись, как-никак ценная рабочая сила, охрана держала огромные люки, через которые в лучшие времена засыпалась руда или уголь, полуоткрытыми, и тогда ночами можно было видеть вечные звезды и любоваться их призрачным мерцанием, но бывало и хуже, когда дождь или штормовой ветер забрасывал через них мириады брызг, что на местном жаргоне называлось «принять водные процедуры». Выдавались и особенные часы, которые ценились арестантами превыше всего. Ночами с периодичностью раз в три дня охрана партиями поднимала наверх из трюма заключённых на палубу, обнесенную высоким забором из стальной сетки и непременной колючей проволокой, символом тюрьмы, нужды и бесправия для всех времён и народов. Тогда весь корабль, как рождественская ёлка, освещался мощными потоками света, а охрана со своими автоматами выходила на капитанский мостик. Видимо, в этих водах немцы чувствовали себя спокойно и уверенно, коль позволяли себе такую роскошь, как устраивать иллюминацию на корабле, не опасаясь британских надводных и подводных рейдеров. Наступали мгновения блаженства.

В воздухе витало ощущение долгожданной и близкой свободы. Она там, рядом, за бортом этого железного утюга, стоит только раздвинуть сплетение стальных колец, и головой вниз, где волны примут тебя, скроют от тревожного воя сирены и хаотичной пальбы в никуда. А там как повезёт. Десять не смогут, но один обязательно, вопреки всему, на последнем издыхании, но доплывёт до спасительного острова, отлежится на его влажном каменистом берегу, наберётся сил и выживет, чтобы когда-нибудь поведать миру, как искусно одни, тоже вроде бы люди, могут истреблять других, таких же, на них похожих, разве что говорящих на ином языке, но тоже людей.

Пребывание на этом корабле обречённых странным образом изменило Семёна Веденина. Ему стало ясно, что он не имеет права отказываться от жизни, замыкаться в себе и безвольно ожидать приближающегося конца. Он сумел выжить в условиях концентрационного лагеря, привыкнуть к сжигающему изнутри чувству хронического голода, справиться с болезнью и лишениями, а главное, найти в себе остатки мужества и не сломаться на допросе у немецкого разведчика. В нём ещё сохранилось понимание, что такое добро.

Он дважды привел свой личный приговор в исполнение, наказав предателей и отступников. Выходит, он знает, на чьей стороне справедливость, а это значит, что он был и остается бойцом Красной Армии и никто ему не отдавал приказа об отступлении. Видимо, провидение не напрасно сберегло его и вернуло ему осознание, что он человек, а не бессмысленная тень, скрытая за лагерным номером. А раз так, он обязан вновь стать личностью, вернуть силу духа и ещё раз поверить людям. Ведь остались же среди них те, кто не позволил себе согнуться, а затаился, выжидая, когда настанет долгожданный случай, чтобы нанести ответный удар.

Сухогруз миновал благодатное теплое Средиземноморье и занырял, то падая, то взлетая, на холодном водном междугорье Северной Атлантики. Верхние погрузочные люки были задраены, не потому что охрана сильно озаботилась тем, чтобы уберечь своих подопечных от невзгод непогоды, а скорее оттого, что капитан корабля распорядился принять все меры, чтобы его старая посудина не нахлебалась забортной воды. В трюме коптили керосиновые лампы, съедая остатки кислорода и освещая длинные ряды лежавших, плотно прижавшихся друг к другу людей.

Бывалые моряки, которые несомненно были в среде тюремного контингента, давно уже догадались, что судно оказалось во власти вздорного Северного моря – места обитания всевозможных бешеных штормов и ураганов северных широт.

Вынужденное «путешествие» приближалось к концу.

Вот и Нормандия. Край древних вольных мореходов и воинов, превращенный с конца 41-го года в одну огромную стройку. Несомненно, разгром вермахта под Москвой отрезвляюще встряхнул Верховное командование Германии. Теперь уже не до блицкрига и залихватской похвальбы Германа Геринга, уверявшего весь мир, что только одними силами «Люфтваффе» он сломит Великобританию и принудит её к унизительной капитуляции. Не случилось. Просчитались, в который раз.

И поэтому Гитлер принял по сути оборонительное решение – огородить захваченную им континентальную Европу от будущего англо-саксонского вторжения с северо-западной стороны, через узкий Ла-Манш, а заодно и с флангов. Родился грандиозный план по созданию циклопического защитного сооружения, равного Великой китайской стене, только на сей раз в другой части света, от хладных утёсов Норвегии до апельсиновой Испании.

Сложнейшая инженерная идея, в которой было больше самоуспокаивающей амбиции, чем здравого смысла. Так или иначе, но тысячи немецких специалистов и десятки, если не сотни тысяч подневольных рабочих со всей Европы под руководством талантливого конструктора и великолепного организатора Фрица Тодта принялись за дело. Всё бы ничего, но масштабы стройки превзошли все ожидания.