Гунтер молча кивнул, забрал палочку обратно, и щелкнул зажигалкой. Ветка ярко вспыхнула, а когда огонь начал подбираться к пальцам, германец бросил ее под ноги и затоптал.
— Лорд действительно исполнил что обещал, — пробормотал Гунтер, — полные баки. А горючее — самое лучшее.
— Так, — отец Колумбан приобрел решительный вид, — я начинаю понимать, что сия… э… небесная колесница — совсем не дракон и не крокодил, но творение рук человеческих. Постарайся объяснить мне, почему твой Люфтваффе летает, и зачем ему необходима эта вонючая жидкость?
— Хорошо, — сдался Гунтер, — понимаете ли, святой отец, для того, чтобы взлететь, необходимо очень быстро раскрутить вон ту штуковину, — оруженосец сэра Мишеля указал на винт, — она приводится в движение особым механизмом…
Пока святой Колумбан и германец обсуждали принципы практического воздухоплавания и теории построения летательных аппаратов тяжелее воздуха, неподалеку от самолета, возле привязанных к дереву лошадей, которые принялись щипать сочную луговую траву, мирно беседовали сэр Мишель и сэр Горациус. И некому было подивиться на странную картину: летчик германских ВВС с монахом оживленно спорят о чем-то, поочередно заглядывая в кабину «Юнкерса-87-В2», а неподалеку отдыхают, полулежа в траве, и ведут неторопливую куртуазную беседу два рыцаря…
Довольно скоро сэр Мишель сумел убедить упрямого сэра Горациуса, что Люфтваффе вовсе никакой не крокодил, и взял у наваррца слово, что сэр Горациус не станет предпринимать каких-либо действий во вред ручному дракону. Далее речь зашла о недавнем происшествии в монастыре Святой Троицы. Выяснилось, что сэр Горациус только сегодня покинул гостеприимные стены обители и направлялся на юг, в Аквитанию, а дальше в королевство Сицилийское, к королю Ричарду. Решив срезать путь напрямик, ибо дорога описывала вокруг леса широкую петлю, наваррец наткнулся на дракона, и возомнив, что сие чудовище есть крокодил, невесть как попавший в Нормандию, вызвал тварь на поединок. Внимательно слушая историю сэра Горациуса сэр Мишель вспомнил, что именно ему он продал свои доспехи и меч, и решив, что неплохо было бы вернуть дорогое вооружение, поинтересовался:
— Благородный сэр, не угодно ли будет вам позволить мне выкупить некоторые из моих вещей перешедших к вам в монастыре Святой Троицы?
Сэр Горациус пожал плечами и сообщил:
— К превеликому моему сожалению, ничего из вашей собственности, сэр, при мне нет, ибо часть таковой я проиграл в кости сэру Понтию Ломбардскому, коий прибыл в обитель Святой Троицы намедни вечером. Кое-что я продал гораздо раньше дабы восполнить подходившие к концу запасы вина…
Выяснилось следующее: сэр Понтий успел показать себя также и в монастыре, куда он прибыл, премного страдая от раны, причиненной чудесным оружием Джонни. К вечеру же, когда действие целебных мазей, наложенных на рану ломбардца сердобольными монахами принесло облегчение, он, напившись, начал приставать к наиболее благообразным из молодых монахов и послушников, то ли приняв их спьяну за монашек, то ли от природы имея дурные наклонности. Слуги же его, сарацины, и вовсе едва не сожгли монастырь, воскурив некие зловонные травы и придя от того в буйное и безобразное веселье…
— И что… — словно зачарованный спросил сэр Мишель, живо представив себе новые бедствия, свалившиеся на голову отца Теобальда, настоятеля обители Святой Троицы: сперва рыцарь де Фармер, теперь бастард из Ломбардии. А проистекает все от того, что монастырь при дороге стоит, да в странноприимный дом пускают кого ни попадя!
— А утром сего дня, — продолжал Горациус Наваррский, изредка с опаской косясь в сторону Люфтваффе, где отец Колумбан пристально изучал пулемет, а Гунтер старательно что-то втолковывал отшельнику, — на рассвете, отец Теобальд, приор и субприор пришли в странноприимный дом и потребовали от всех рыцарей немедленно покинуть землю обители. Сэру Понтию даже интердиктом угрожали…
— Давно пора! — проворчал сэр Мишель. Только представьте, один единственный рыцарь, проезжая к северу по своим делам успел поставить на уши всю округу, напакостить всем и каждому, начиная от барона де Фармер и заканчивая монахами ордена святого Бенедикта Нурсийского! Даже сам молодой Фармер в лучшие времена разгульного прошлого не причинял столько беспокойства такому количеству людей всего за несколько дней — буянил, случалось, но меру знал. Неужели этого кошмарного Понтия настолько испортило пребывание в Палестине и ожесточили бесконечные битвы? Все равно нельзя забывать о чести дворянина!..
— Да, с сэром Понтием мы никогда не станем собутыльниками… — задумчиво проговорил сэр Мишель. — Так что дальше было?
Горациус пожал плечами:
— Ничего. Понтий со слугами отправился в Руан, а я заеду домой, в замок Бареж, стоящий в Наваррских горах, соберу свое копье и двинусь в Святую Землю морем. Если угодно, шевалье де Фармер, приглашаю вас с собой…