Вестница скорби (СИ)

Я подняла глаза. Каллен стоял лицом ко мне, держась за сердце. Его глаза выражали высшую степень радости. Он весь сиял от радости и возбуждения и едва мог стоять на одном месте. Он нервно топтался, не зная, что сказать и сделать. Приказав открыть ворота, он выбежал ко мне и обнял. Его объятия были крепкими, такими, какими и должны быть. Я сразу же забыла о своих недавних мыслях и уткнулась в грудь мужчины. Я терлась щекой об его грудь, всхлипывая от радости.

— Милая моя, я думал, что ты умерла. Я был готов забыть тебя… я… О, Матрель, я даже сейчас не могу поверить, что ты жива! Солас так убедительно говорил о твоей смерти, что мы поверили… — в голосе его послышалась печаль. Казалось, он сожалел об ушедшем времени, как будто мир с тех пор потерял невинность.

Я подняла голову и с пониманием посмотрела на Каллена. Он так предано на меня смотрел и в то же время виновато, будто должен был ещё тогда раскусить Соласа. Он не мог ещё что-то говорить, а лишь обнимал меня. Я поддалась вперед и поцеловала его. Поначалу Каллен сопротивлялся. Он хотел вырваться, весь напрягся, ведь не ожидал, что я это сделаю. Я схватила мужчину за руки, настойчиво двигаясь во рту языком. Каллен перестал сопротивляться, хотя до сих пор напрягался и действовал по инициативе. Не могу понять, почему я влюбляюсь в человека, и совершенно не представляю, что значит уметь любить. Я не помню, чтобы кого-то любила, хотя, сказать честно, вообще мало что помню. Пусть Каллен будет моей первой любовью. Но первая ли я у него? Хотелось бы верить, хотя что-то внутри знает отчетливо, что это не так. Я не первая любовь этого мужчины, но надеюсь, что вечная и последняя.

Я оторвалась от Стентона и взглянула на его лицо. Он покраснел и очень сильно. В глазах его читался какой-то дикий страх и мысли о бегстве вдруг посетили меня, однако мысли не были моими, они принадлежали бывшему храмовнику. Чего же он боится? Меня? Близости? Любви?

— Чего ты боишься, милый? Боишься познать любовь? Ощутить её? Ведь у нас одна жизнь. Один шанс побыть собой. Познать радость. Познать любовь. А потом всё кончается, — сказала я, нехотя отпустив его руки. Он не убежал, но мне казалось, был к этому близок. Каллен боролся с собой. Ему было трудно сделать какие-то шаги в мою сторону, ведь в любви он был совсем слаб. Его глаза метались то ко мне, то в землю, то он их отводил вовсе, чтобы скрыть от меня.

— Мы превращаемся в прах, но наши слова и наши дела живут вечно, — подтвердил Каллен дрожащим голосом.

Я не ждала от него каких-то шагов, ведь сейчас он весь раскрылся передо мной. Такой красивый, большой и сильный, как дракон, но внутри хрупкий и пугливый, как заяц. В чувствах он заяц, а на войне дракон. Я не винила его за это, ведь как можно обвинять человека в том, что он просто стесняется своих чувств, а также познавать любовь и считает её чем-то недоступным. Я хотела исправить этот недочет, превратив зайца в детеныша дракона. Пусть его чувства будут искренними, а смелость небольшая, но ведь потом оно перерастет застенчивость, и страха перед нежными чувствами не будет.

— Надо постараться не забыть эти минуты, чтобы было что вспомнить, когда все станет плохо. Они ведь для тебя сейчас настоящая реликвия, правда? Настоящее богатство. Я хочу, чтобы эти минуты были часты у нас и знаю, что этого хочешь и ты, но боишься. Не надо, убери страх, он поломает тебе все прекрасное будущие. Потерять любимого человека — это страшно, но еще страшнее так никогда его и не встретить, понимаешь? — я пыталась подбодрить его, хотя на моего любимого плохо это действовало. Каллен явно почувствовал, как страх и недоверие сковали его тело, ведь он просто не мог сдвинуться с места, окаменев. Мой любимый ещё сопротивлялся моим убеждением. Он понимал всю суть и то, что я вроде как и права, но старые привычки и убеждения мешали ему принять новое.

— Всё, что мы принимаем за любовь, на самом деле — что-то совсем другое, болезнь какая-то. А на самом деле, любовь — это когда ты хорошо спишь, это когда ты находишься в настоящем покое, которого и быть не может без настоящей любви, — возразил он неуверенно.

Я смотрела на него с жалостью, пытаясь понять, почему он так смело поступал раньше, а сейчас просто развалился на части. Мы были наедине, может это его и смущало? Мне не нравилось также суждение о любви у Каллена, ведь оно какое-то неправильно, чахлое и старое. Почему я, существо вообще не понимающее что такое любовь, вдруг так смело выступает против человека, который за все эти годы познал массу любви, но при этом остался немощен в чувствах. Разница не в том, кто мы, разница в том, как нам давали эту любовь и кто. Бывают дни, когда человек вселяет в меня ужас.

Каллена надо было сбить с ложного пути, чтобы это не обратилось против него. Если он будет вечно так скитаться и убегать от каждого следа любви, то вряд ли его жизнь будет счастливой.