Вестница твоей погибели

Луна была готова потерять сознание. Её не беспокоил смрад, но она ощутила присутствие самой Смерти, которая буквально витала в воздухе: пропитывала волосы, просачивалась под кожу и оставляла свой тёмный отпечаток на душе.

Девушка с детства чувствовала смерть всего живого, гибнущего неподалёку. Это калечило её ежесекундно, понемногу, сделав мрачной и отстранённой, не способной привязываться. Со временем она привыкла, пока нормальный жизненный цикл всего вокруг не прервал Талакар, истребляющий горожан как тараканов у себя на кухне. Смертей стало слишком много, и ощущались они иначе: в них больше не осталось привычной лёгкости, на смену пришла агония, эхом отзывавшаяся в её сердце.

Вблизи поместье казалось заброшенным: у входа не горели огни, сад порос сорняками, а широкая дорожка, ведущая к главному входу, давно не ремонтировалась — её разбила дикая трава и копыта лошадей.

Пленников протащили в холл, где стражники передали их другим воинам наместника. Их вели вдоль длинного тёмного коридора, где по стенам из горшков свисали засохшие цветы. Прошлый наместник любил ухаживать за растениями, а нынешний не удосужился даже их выбросить, чтобы те не гнили у него на глазах. Возможно, ему это даже нравилось, ведь прямо под цветами разлагались и люди. Ещё живые, тихо стонущие жители Бравира. У многих из них недоставало конечностей, а необработанные обрубки гнили и сморщивались подобно цветам над их головами.

— Луна, это ты? — выдавил из себя прикованный к стене мужчина. В отличие от остальных, его посадили на цепь словно собаку, застегнув широкий стальной ошейник на исхудавшем горле. У него недоставало как ног, так и рук. Ни одни оковы не удержались бы на этих сохлых обрубках, но с другой стороны, мог ли он сбежать, не прикуй его вовсе?

— Луна, — повторил он громче. — Прости меня, это я рассказал им, как ты исцелила моё колено.

Девушка посмотрела на него устало-спокойным взглядом, словно её саму не вели сейчас на плаху. Чуть теплее, чем обычно, она произнесла:

— У тебя больше нет колен. Незачем винить себя за предательство той, кто исцелил то, чего не осталось.

— Мне так жаль, — изувеченный мужчина зарыдал, — правда, жаль. — Сухость его губ говорила о сильном обезвоживании, но слёзы всё равно потекли рекой.

Луна удивилась, что было ей не свойственно. Как измождённый человек в час страданий остаётся способен на сострадание к другому, а не утопает в страхе и жалости к себе. Она чувствовала его искренность, но не могла помочь. Закрыв глаза на мгновение, она оказала ему ту единственную услугу, на которую была способна: мужчина тотчас уснул вечным сном. Она бы сделала это и для остальных мучеников, но их оказалось слишком много. Лишать жизни не намного проще, чем даровать её.

Арчер молчал всю дорогу, он не смотрел ни на Луну, ни на пленников у стен. Он шёл бок о бок с девушкой в цепях, пялясь в спину стражника, идущего прямо перед ним. Лицо его казалось напряжённым и сосредоточенным, как при стрельбе из лука. Он готовился стрелять. Но как попасть в цель, если стрел нет и руки скованы? Луну завораживала его тяга к жизни, особенно для того, кто уже несколько дней жил взаймы.

Их ввели в просторный зал, где оказалось слишком светло. После кромешной тьмы, царившей в коридоре, огни слепили глаза всем вошедшим, не давая разглядеть человека стоящего у камина.

Сгорбившийся над жаром мужчина обернулся. Его юное лицо обладало глазами старца. Луне не нужно было даже хорошо видеть, чтобы понять, что за молодым телом прячется столетний старик.

— Смерть не обмануть плотью, — заявила она без капли сомнения.

— Магия лжёт, — мелодично заговорил Талакар. — Чародеи только обещают вечную жизнь, но удержать душу в мире живых не способны. Но вот ты… другое дело. — Молодой мужчина зашагал вдоль стен, обходя и осматривая Луну со всех сторон. — Я давно тебя искал, мой последний ингредиент. Полжизни трудов, города и поселения, оставленные в руинах, а всё, что мне требовалось — это насквозь пропахшая рыбой крестьянская девка.

— Зачем… — Луна обратилась к стражникам вокруг себя. — Зачем вы следуете за ним? Какой вам прок с его безумия?

Никто не ответил, даже не посмотрели на неё. Талакар сам ответил за своих людей:

— Ради бессмертия для себя.

— Умоляю принять меня на службу, — вдруг выпалил Арчер, перетягивая внимание на себя. Он бросился на колени, склонив голову перед наместником. Он не верил в абсолютное бессмертие, но видел шанс на продление своей жизни прямо сейчас. — Примите меня, мой господин, — лживая покорность лилась из его рта. — Окажите мне милость.

— Заткните ему рот, — лёгкое раздражение промелькнули в голосе Талакара. Арчер хотел возразить, но ему и вправду заткнули рот… длинным копьем насквозь. Наконечник вошёл в затылок и вышел прямиком из пасти, наколов на остриё болтливый язык. Зрачки ещё дёргались, когда руки уже обмякли. Следующее движение стражника выдрало копьё из плоти, оставив Арчера стоять на коленях с задранной вверх головой и раскрытым ртом. Он будто взывал к небесам, но прогневанные Боги лишили его голоса, раздробив глотку.