Весы

Мицуки ввела его в страну «нудо». Рекламные щиты, фотографии, листовки, объявления на фонарях, обнаженные фигуры в киосках и театрах, неоновые и бумажные ню, голые фотомодели под разноцветными огнями, необычайно бледные при искусственном розовом свете. Улицы, блестящие от дождя, похожие на улицы его грез, киношные тени и мужчины в темных плащах, надутые губки Мицуко, язык ее вздохов и намеков, грезы о неподвижности, пик вожделения, ее ноги слегка раздвинуты, руки вдоль туловища.

Она не делала того, что обещал Рейтмайер, но Оззи и не просил об этом.

В радарной он работал с энтузиазмом, отмечал перехваченные траектории, проверял на осциллографе движение электронов, которое говорило о наличии воздушного транспорта в данном секторе.

Во время ночных дежурств он завязывал беседы с офицерами, задавал им вопросы о мировых проблемах. Выяснилось, что он осведомлен лучше. Они не знали элементарных вещей. Имен лидеров, типов политических систем. Младшие офицеры, типичные студентики, не знали практически ничего, и это подтверждало его прежние подозрения о том, как устроен этот мир.

Потрескивающий голос запрашивал информацию о ветре на высоте восемьдесят тысяч футов, голос из-под купола ночи, вне мыслимых пределов.

Рядом с базой имелись бары и девушки, но ему больше нравилось одному ездить в Токио, где он навещал Конно в громадном здании рядом с фабриками. Красноватый смог был настолько густым, что скрывал заходящее солнце. Конно курил «Лаки» и рассуждал о борьбе за существование. Он работал лифтером только на полставки, потому что биржи труда наводняли выпускники колледжей. Иногда появлялась Мицуко, и они с Оззи занимались любовью под странные бренчащие и звякающие блюзы Телониуса Монка, в которых, если подумать, есть что-то японское. Иногда Конно брал его с собой в «Пчелиную матку», ночной клуб с замысловатыми представлениями в зале и шикарными женщинами, плывущими сквозь завесу дыма, будто сотня официанток из ресторана «Говард Джонсонз» в юбках с разрезом. Ли время от времени недоумевал, что в подобном месте делают лифтер и рядовой первого класса.

Конно, сгорбившись, проходил внутрь, снимал плащ и волочил его за собой по полу, пока их провожали к столику на помосте; ниже располагались туристы, японские бизнесмены, американские офицеры, летчики-контрактники (в любую погоду их легко узнать по рубашкам с коротким рукавом и модным темным очкам). Конно прятал чеки в карман, причем казалось, что он никогда не платил. Однажды он познакомил Ли с официанткой по имени Тэмми, женщиной в серебряном платье и с блестящим гримом.

Конно верил в бунты.

Конно считал, что США воспользовались зарождением конфликта в Корее, а здесь, в Японии, проводили эксперименты с веществом под названием «лизергиновая кислота».

Жизнь – борьба, считал он. Борьба состоит в том, чтобы влить свою жизнь в великий прибой истории.

Чтобы установить подлинный социализм, говорил он, нам нужно сначала укрепить капитализм, повсеместно, беспощадно, а затем постепенно уничтожить его, похоронить в море.

Он был членом Общества японо-советской дружбы, Японского мирного совета, Японо-китайской ассоциации культурного обмена.

Иностранный капитал, иностранные войска захватили господство в современной Японии, говорил он.

Все иностранные войска – это войска США. Всякий западный человек – американец. Всякий американец служит делу монопольного капитала.

Тэмми сводила Ли в буддистский храм.

Однажды ночью в «Пчелиной матке» Конно объявил, что Первую эскадрилью наведения авиации, подразделение Ли, скоро отправят на Филиппины. Для молодого морпеха это оказалось новостью. Он только начал привыкать к Японии. Ему нравилось приезжать в Токио. Он рассчитывал на продолжение дискуссий с Конно, который мог оспаривать позицию Ли с исторической, а не только личной точки зрения, оспаривать из пепла, из перестроенных обломков разрушенного пейзажа и экономики.

Зачем усылать его отсюда именно теперь, когда жизнь для разнообразия стала налаживаться, когда у него появилось, чего ждать: женщина, с которой время от времени можно забраться в постель, люди, с которыми можно поговорить, которые не считают его тенью?

Они отправились в дом рядом с рекой. Конно расхаживал по комнате, дергая за концы своего шелкового шарфа. Он дал понять, что некоторые люди наслышаны о рядовом первого класса Освальде и восхищаются его политической зрелостью. Сказал, что люди с подобными взглядами на мировые проблемы могли бы что-нибудь осуществить, обосновавшись в определенных местах и в пределах досягаемости друг для друга. Он подарил Ли пистолет – скромный, маленький и посеребренный, крупнокалиберный, двухзарядный – и попросил раздобыть немного «Лаки» на базе.