Весы правосудия

— Да что ты со мной сюсюкаешься, как с младенцем, Валентиныч? — Захвативший меня в одночасье нервный срыв и не думал сдаваться. — Думаете все, спекся Сережа? Не может нихрена? — Я орал, вращая наливающимися кровью зенкаими. — Вот! Вот, смотрите! — Я сорвал с руки «Патек Филипп» и тряхнул зажатыми в кулак часами перед носом майора. — Этих часов не было на моей руке! И они появились! Появились эти гребаные часы! — Я саданул часами по каменному полу тронного зала. Защитное стеклышко дорогих часов покрылось сетью трещин, несмотря на то, что было супер противоударным. — Гребаный «Патек Филипп», гребаный Горчевский, гребанная жизнь! — Я хреначил часами по каменным наплывам, пока стекло не осыпалось на пол мелким крошевом. — Я должен был проломиться сквозь его гребанные установки! Но я… — я остановился, поднося разбитые часы к самому своему носу. — Я, сука, потерял сознание! Понимаете? Я потерял это гребаное сознание!

Батюшка Феофан переглянулся с Ашуром Соломоновичем, и тот, согласно кивнув, легонько шевельнул губами:

— Нервный срыв!

— На счет три… — шепнул батюшка Феофан. — Раз…

Но я уже не реагировал ни на какие раздражители:

— Как же я хочу, вот так взять и перевести стрелки назад, чтобы всего этого не было! — Я ткнул пальцем в часовую стрелку разбитого «Патека» и резко толкнул её против привычного хода.

Картинка реальности скакнула перед моими глазами, и я оказался на своем прежнем месте — в углу тронного зала, буравя взглядом каменную стену. Однако разбитые часы до сих пор оставались в моих руках.

— Что за еб…? — выругался я от неожиданности.

— Сережа, что-то случилось? — донесся обеспокоенный голос Владимира Николаевича из-за моей спины.

— Случилось-случилось, — пробормотал я, откручивая стрелку еще на несколько делений.

Я стоял возле преобразившего в демона Ашура Соломоновича, поливающего своей кровью скукоженную рожицу древней мумии. Внутри нее что-то заклокотало, залитые необычной кровью губы шевельнулись, а изо рта выплеснулся небольшой фонтанчик желтой жижи. Роговые пластинки глаз утратили мутность и стали прозрачными, словно слеза младенца. Угольно черные бездонные провалы зрачков, занимающих все свободное пространство глазниц, вновь остановились на мне. И опять я провалился в эти колодцы, но на этот раз не потерялся, но старый черт опять умудрился вывернуть меня наизнанку.

«Играешь со временем, Надзирающий? — раздался в моей голове ехидный шелестящий, словно пересыпающийся песок, голос Намруша. — Ну-ну, пытайся… Создатель любит упертых и убогих! И не беспокой меня больше!»

Я вновь ощутил себя стоящим с часами в руках над телом мумии, только глаза Намруша уже потухли, и на этот раз он не снизошел до ответов Соломонычу, а продолжил лежать недвижимой шелудивой деревяхой. Но как этой старой развалине удалось меня просчитать? Ведь он не должен был знать… Неужели за такой короткий промежуток времени он умудрился выудить всю информацию из моей головы? Если это так, то я тоже так хочу! И если выживу, то обязательно освою такое умение!

Я вновь, но уже более осознанно принялся откручивать назад стрелку часов. «Картинки» стремительно менялись перед моими глазами, но, если сказать точнее, это мое тело меняло свое «местоположение», двигаясь во времени и пространстве. Накручивая стрелку, я пытался сообразить, что же такое на самом деле я создал. По всем объективным ощущениям, благодаря, как изволил выразиться Ашур Соломонович, моему нервному срыву, выходило, что я создал настоящую машину времени!

Выходит, что не такой уж я и рукожоп! Пусть случайно, пусть в порыве, но получилось же у меня что-то стоящее? Однозначно получилось! И если с умом подойти к использованию данного прибора, можно попытаться изменить наше не слишком безоблачное будущее.

Точно! Нужно открутить время до момента моей гибели от рук наемников Горчевского. Тогда я не лишусь перстня, а Горчевский, соответственно его не получит. А зная всю подноготную гребаного ушлепка, я, сука, сам удушу его своими собственными руками! И сделаю это с превеликим удовольствием! Отрублю его тупую башку и закажу знакомому таксидермисту изготовить чучело, которое повешу в своем охотничьем домике.

Я весело усмехнулся посетившим меня кровожадным мыслям, хотя, конечно я не собирался наяву этого делать. Н ко запретить мне немного помечтать, как я буду расправляться со своим заклятым врагом. А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы Горчевский оказался нормальным и вменяемым человеком.

Я был готов смириться даже с небольшими тараканами в его голове, ну, кто из нас не без придури. Но послать на заклание миллионы, если не миллиарды человек, развязав третью мировую… Увольте! Это совсем не человек, это какая-то кровожадная тварь. А кровожадных тварей старались уничтожать, и изводить под корень во все времена. Ну а я чем хуже?